Сильнее смерти - [81]

— Белица, не отставай! — донесся голос Шолаи, вырвавшегося далеко вперед.

Партизаны начали взбираться по склону горы. День был безветренный. Небо, покрытое тяжелыми свинцовыми облаками, угрюмо и недружелюбно взирало на черные фигурки людей, рассыпавшихся на снегу.

Как только первые снаряды разорвались в расположении усташей, их лагерь пришел в движение. Усташи быстро заняли позиции на гребне высоты и открыли огонь. Длинные пулеметные очереди взметнули снежную пыль и заставили цепи наступающих ускорить шаг.

Оглядев залегших бойцов, Белица приказал:

— Вперед! Приготовить гранаты!

Пулеметный огонь не переставал. Над бруствером из утрамбованного снега появилась фигура в черной усташеской форме и взмахнула рукой, в которой была зажата граната. Муса нажал спусковой крючок. Рука усташа описала в воздухе полукруг и, выпустив гранату, упала. Над окопом взметнулся взрыв, подбросив в воздух лохмотья черной униформы.

Потеряв во время атаки нескольких человек, отряд выбил усташей с их позиций и продолжал быстро продвигаться вперед. Несколько раз вспыхивали жаркие схватки. Ломая сопротивление врага, партизаны вышли к населенному пункту. Село горело. Сильнее всего полыхала церковь, которая едва виднелась в клубах дыма, и расположенные близ нее дома.

Бой продолжался до вечера, пока последние выстрелы не затихли в прибрежных лесах Пливы.

С наступлением темноты Шолая, окоченевший от холода, вошел в дом. Снимая с себя заледенелую одежду и смерзшиеся сапоги, он усталым взглядом посмотрел на бойцов и сказал:

— Подъем будет рано. К утру всем быть готовыми, будем продолжать наступление на Мрконич.

Не знал, да и не мог знать тогда Шолая, что на следующий день произойдет бой, о котором долго будут помнить в народе.

Подразделения усташеского полка в этом районе насчитывали около тысячи человек. Хорошо вооруженные и укрывшиеся за стенами укреплений, они встретили первый удар партизан решительным отпором. Но тем не менее партизанским ротам удалось преодолеть сопротивление усташей и прорвать их оборону. Усташи начали организованно отходить, но попали в засаду. Их ряды расстроились. В это время партизаны стремительно атаковали их, рассекая на небольшие группы и сгоняя с дороги и из леса в открытое поле. Увязая в глубоком снегу, усташи бросали оружие, чтобы легче было бежать. Но уйти никому не удалось. Все снежное поле было усеяно их трупами.

Шолая приказал эти трупы не убирать.

— Пусть народ увидит эти следы боя и передаст четникам весть о нем, — сказал он, садясь на коня. — Надо немедленно продолжать наступление на Мрконич и использовать панику в лагере врага.

Только поздно ночью партизаны остановились на привал в одной из деревень, намереваясь с рассветом продолжать движение. Однако сделать это не удалось.

Всю ночь шел сильный снег. Часовому, охранявшему штаб, приходилось беспрерывно ходить, чтобы не замерзнуть. К утру он протоптал в глубоком снегу тропинку, которая опоясывала дом и была похожа на окоп неполного профиля. Когда по небу поползли серые блики рассвета, на вершине холма за домом появился силуэт всадника. Часовой вытаращил на него глаза. Потом он узнал всадника и удивленно спросил:

— Дядя Симан, откуда ты?

— Не шуми, — предупредил старик, слезая со своей захудалой лошаденки. — Здесь штаб? — спросил он.

— Здесь, — ответил часовой, беря винтовку в левую руку, а правую протягивая старику. — Зачем тебя принесло, а?

— Шолая здесь? — спросил Симан, уходя от прямого ответа на вопрос.

— Здесь.

— Верно ли, что вы вчера усташей побили?

— Как же не верно? До самого Мрконича гнали.

— Как настроение у Шолаи, хорошее?

— Кто его знает. Вечером что-то шумел, видно, спорили.

— Тогда я не пойду к нему в дом, — сказал Симан и, расстегнув суконное пальто, достал сложенный вдвое конверт.

— Есть у меня одно письмишко, отдашь его Шолае, когда я уйду. Скажешь, что письмо от нашего командира. Можешь сказать, что письмо я доставил. Но только ему одному, другим обо мне ни слова. Понял?

— Ладно, сделаю, как говоришь, — ответил часовой. — А ты не спеши назад, — предложил он, видя, что Симан собирается садиться в седло, — повар трофейный кофе варит, сейчас будет готов.

— Нет, мне надо спешить, дело срочное, — отказался старик от приглашения. — Так ты передай письмо. Ну, будь здоров! Козине и Йованчичу кланяйся! — И Симан уехал.

Когда Симан скрылся в предрассветной мгле, часовой вошел в дом и передал письмо Проле. Тот, невыспавшийся и сердитый, взял конверт, внимательно его рассмотрел и стал на скорую руку одеваться.

— Кто принес?

— Старик Симан из Плевы, — ответил часовой.

— Четник! — удивленно воскликнул Проле.

— Да, он от Дренко, — подтвердил часовой.

— Ну, хорошо, ступай!

Когда часовой вышел, Проле торопливо разорвал конверт и вытащил из него сильно помятый лист бумаги. В письме говорилось:

«Причина нашей ссоры заключается в различии точек зрения на сложившееся положение вещей. Но, считая, что интересы освобождения родины выше всех разногласий, я обращаюсь к вам с предложением обсудить все, что нас разделяет, и договориться о совместной борьбе. По-моему, не имеет особого значения то, какие знаки различия носят наши люди на своих головных уборах, каких взглядов они придерживаются. Они совсем не обязательно должны одинаково смотреть на жизнь, но у всех нас есть одна общая святыня, которая превыше всего, — это родина и ее свобода. Поэтому я с радостью сделаю все, чтобы между нами была достигнута договоренность о совместных боевых действиях против врага. Надеюсь, что вы не отклоните этого предложения и согласитесь с тем, что наши винтовки могут быть направлены в одну сторону даже при наличии разногласий. Найдите такую возможность, чтобы мы могли встретиться и обо всем договориться…