Сильнее смерти - [83]

— Значит, хочешь настоять на своем?

Пальцы ее рук, скрещенных на груди, слегка подрагивали; красивые ногти впились в белую шерсть джемпера.

— Нет, я решил поступить иначе, — ответил он, не поднимая головы. — Мы пойдем всем отрядом.

— Это не меняет положения.

— Как так не меняет?

— Потому что ты собираешься по-прежнему участвовать в войне, а я этого не хочу. Мне нужен ты, нужна твоя любовь. Но не война. Мне нужна спокойная жизнь. Я не хочу отправляться в горы. Я не куртизанка, я хочу быть твоей женой, хочу чтобы у нас был дом.

— Послушай, Сая, — Дренко устало повернулся, снял руку с подлокотника кресла и посмотрел ей в глаза, — не то ты говоришь. Пойми, я не могу распоряжаться собой. Сейчас не время заниматься одной любовью.

— Значит, я тебе безразлична.

— Это не так.

— Но твои поступки доказывают, что это так. Объясни, зачем же ты меня вызывал и что мне теперь делать?

— Ничего не надо делать, просто будешь со мной.

— То есть вместе с тобой идти воевать, да? — Глаза ее превратились в узкие щели. — Хочешь, чтобы я погубила себя? Возьмешь от меня то, что тебе нужно, а потом выбросишь за ненадобностью. Дрянь ты, как и все. Думаешь, я не понимаю, чего ты хочешь? Давно я заметила, что ты охладел ко мне…

— Сая, умоляю, выкинь эти мысли из головы. Я не собираюсь причинить тебе зло. Из нас двоих мне труднее сейчас, чем тебе, поверь.

— Тебе трудно? Ложь! Не сам ли ты надумал уйти в горы к Шолае?

— Да пойми, — лицо Дренко исказилось от боли, — что́ я испытал вчера, когда вдруг услышал, что немцы, оказывается, наши друзья. Слышать эти предательские слова из уст своего командира! В тот момент мне стало понятно, что путь, который я выбрал, неверный. Ведь я разделил с ними позор за убийство в Мркониче, за переманивание людей от Шолаи. В то время как другие боролись за освобождение родины, то есть делали то, что я считал и считаю своей главной задачей, я бездельничал, вызвал тебя к себе и наслаждался тут любовью. Ради сохранения королевской короны в Югославии я терпел унижения и оскорбления. И вдруг выяснилось, что все, что я считал святыней, я должен бросить под ноги немцам, людям, которые убили моего отца, дважды бесчестили мою землю и унижали мой народ. Понятно ли тебе теперь, почему я решил пойти по другому пути? Посуди сама, могу ли я примириться с предательством, после того как убедился в нем. Нет, Сая, ты не можешь обвинять меня. Это свое решение я месяцами вынашивал в себе. Со многим, с чем мне приходилось сталкиваться, я был не согласен, но терпел, считая, что не прав. Мои сомнения усиливались, но я продолжал верить Тимотию, пока вдруг вчера он не заявил, что немцы — наши друзья. Мне предлагают лизать сапоги тех, кто отнял у меня все, что я имел. Разве можно перенести такое надругательство? Зачем носить мне офицерский султан, если я должен отдать его врагу, чтобы он смахивал им пыль со своих сапог? — С отчаянием и мольбой смотрел Дренко на Саю, надеясь найти в ней хоть искру понимания. Но она ничего не поняла или не хотела понять.

— Глупец, — грубо сказала она. — Иди, куда хочешь, мне все равно.

Дренко как-то сразу весь обмяк. Отвернувшись к окну, он неподвижно просидел в кресле до самого вечера.

Вечером в комнату вошел поручник и доложил:

— Все готово, капитан.

— Поручник, не могли бы вы раздобыть лошадь для меня? — кокетливо спросила его Сайка.

— Для вас? — удивился поручник. Он посмотрел на Дренко, потом на Саю, пытаясь понять, что произошло. — Ничего не понимаю. Вам нужна лошадь?

— Да, и чем быстрее, тем лучше.

— Но вам нельзя ехать ночью, на улице метель.

— Пусть вас это не беспокоит. Можете вы достать для меня лошадь или нет? — повторила Сайка.

— Конечно могу, госпожа, — ответил поручник.

Она подошла к вешалке, на которой висели ее платья, шаль, пальто.

— Лошадь вам нужна сейчас, так я вас понял? — переспросил поручник, направляясь к выходу.

— Да, сейчас.

— Хорошо, я распоряжусь. — Поручник посмотрел на Дренко и, убедившись, что тот не хочет вмешиваться в его разговор с Сайкой, вышел, хлопнув дверью. «Капризная бабенка, — подумал он. — Мягковат капитан, вот в чем дело». — Поручник застегнул шинель на все пуговицы и шагнул на улицу, где бушевала вьюга.

Как только поручник вышел, Дренко вскочил с кресла.

— Ты куда собралась? — спросил он с тревогой в голосе.

— Это не твое дело, — ответила Сайка, не глядя на него.

— Ты никуда не поедешь! — заявил он, подойдя к ней почти вплотную.

— Это не твое дело. Спасибо за гостеприимство. Можешь теперь искать себе утеху у какой-нибудь крестьянки, они кроткие, ничего не спрашивают, только слушают.

— Перестань издеваться, прошу тебя. К чему этот скандал!

— Скандал? Ты сам его хотел, — зло сказала она. — Я любила тебя, верила тебе, а ты меня обманул. — И она стала повязывать шаль.

Из другой комнаты донесся скрип сапог, и в дверях появился поручник. На воротнике его шинели и на шапке лежал снег, лицо разрумянилось от мороза.

— Госпожа, лошадь подана, — сообщил он.

Сая схватила пальто и быстро оделась. Стоявший рядом Дренко вытирал ладонью вспотевший лоб.

— Где лошадь? — закончив сборы, спросила Сайка.

— Здесь, около крыльца, — ответил поручник, удивленный всей этой сценой.