Сибирский юрт после Ермака: Кучум и Кучумовичи в борьбе за реванш - [28]
Этому препятствовали несколько факторов. В отношениях с «неверными» «казачествующие» Кучумовичи держались с предельной осторожностью. Резонно ощущая численный и военный перевес противника, они готовы были обсуждать условия почетной капитуляции. Однако их шаги в этом направлении были крайне нерешительными и непоследовательными. Здесь играли роль и память об утраченном ханстве, и антирусский настрой их «подданных» татар и башкир, и опасения быть обманутыми, угодить в ловушки, расставленные русской дипломатией. Налаживание связей было осложнено неожиданной задержкой и фактическим пленением в Уфе и Тобольске Ишима и Кубей-Мурада[339]. В глазах их братьев это выглядело как проявление лицемерия и коварства русской стороны.
Чувствуя такие настроения среди Кучумовичей, правительство пыталось убедить их в безосновательности опасений. Во-первых, задержанные царевичи как в воеводских резиденциях, так и в Москве содержались в почете и пс знали недостатка в пропитании; во-вторых, царь Борис Годунов в 1603 г. решил несколько разрядить обстановку, отпустив на родину из Москвы Ханчубара б. Кучума и нескольких насельниц ханского гарема, плененных в 1598 г. Это действительно на время снизило агрессивность царевичей (они стали дожидаться прибытия брата), но существенного перелома ситуации в то время не произошло.
Положение в клане Кучума тюменский воевода охарактеризовал так (со слов казака-разведчика): «в царевичах шатость великая»[340]. «Шатость» выражалась в том, что, с одной стороны, трудный процесс согласования условий перехода царевичей на государеву службу (фактически их сдачи) продолжался. В ходе одного из «раундов» таких вялотекущих переговоров явился в Тюмень и в июле 1608 г. был переправлен в Москву Алтынай б. Кучум[341]. Но, с другой стороны, вскоре возобновились набеги, в которых теперь принимал участие вернувшийся Ханчубар. В мае 1607 г. он вместе с Хаджимом и Ишимом напал на селения ясачных татар Тюменского уезда, а Канай вместе с неким «Пен мурзой ногайским» и 200 всадниками — на тобольские волости[342]. Таким образом, многоходовая комбинация по выманиванию сибирских принцев из степи терпела крах.
Ответный удар по ним не заставил себя ждать. Мы уже рассказывали, что тюменцы в 1607 г. нанесли жестокое поражение Кучумовичам, после чего Али уехал в Ногайскую Орду. Хаджим же решил поселиться в Казахском ханстве («Казачьей Орде»), а Ишим перебрался под защиту своего тестя, калмыцкого тайши Хо-Урлюка, который кочевал в трех днях пути от Тары. Тарский воевода С.И. Гагарин сообщал царю, что царевич отправился туда «для людей», т. е. за подкреплением, с намерением ближайшей осенью или весной напасть «на сибирские городы, на Тару и на Тюмень и на волости»[343]. Гагарин явно сгущал краски: у Ишима не было сил, а у Хо-Урлюка и его сына Кирсана — желания разворачивать столь масштабную военную кампанию, грозившую сокрушительным отпором со стороны сибирских городских гарнизонов.
С.В. Бахрушин увидел в этой ситуации отражение давних интриг среднеазиатского купечества, интересы которого ом считал существенным фактором, влиявшим на политические судьбы Сибирского юрта[344]. Очевидно, действие этого фактора в какой-то мере справедливо учитывать для дорусской эпохи и отчасти для времени «казачества» Кучума. Но в 1600-х годах и позднее практически не заметно, на мой взгляд, чтобы Бухара и тем более Хива[345] каким-то образом воздействовали на его сыновей. Слишком малозначительными становились теперь в глазах узбекских политиков и торговцев сибирско-татарские царевичи, чтобы делать на них ставку в условиях встречного движения двух могучих геополитических сил — России и калмыков.
Важным следствием победы над Али б. Кучумом и его пленения представляется смирение восточных башкир, прежде всего табынцев, перед превосходящей силой Москвы. Очевидно, после поражения царевича жители Сибирской дороги разочаровались в перспективах сопротивления русскому наступлению. Из разновременных материалов предстает неоднозначный характер их вхождения в состав Московского государства. Одна часть зауральских башкир подчинилась добровольно и получила от властей подтверждение прав на владение вотчинными землями — подобно западным племенам. Другая часть была усмирена и отторгнута от Кучумовичей силой оружия, что выразилось в гораздо больших, по сравнению с другими башкирскими объединениями, размерах ясачного обложения, исчислявшегося здесь поголовно, в отличие от Уфимского уезда. К тому же в ясачный сбор у зауральских башкир официально были включены воеводские поминки. Среди всех племен только табынцам вменялось в обязанность выдавать воеводам заложников-аманатов[346]. Главное же отличие от западных башкир заключалось в том, что некоторые зауральские роды и племена не получили от правительства вотчинных прав на свои земли. Поэтому здесь правительство смогло беспрепятственно развернуть строительство крепостей и острогов, нс оглядываясь на давние соглашения местных элит с правительством об исключительном владении и пользовании угодьями коренным населением.
