Сиамская овчарка - [17]
— Прости, Нюра, меня…
Мальчик взял поводок из Марусиных рук и зарылся в ближайшей куче сена вместе со львёнком.
— Прости меня, Нюра, — ещё раз сказала Маруся. — Не могла я сказать тебе, что к родной сестре зверя привезла. А его бы бросила — умер. В последний день зоопарк подсунул. Уеду я завтра.
— И не думай, — простила сестру Нюра. — Я догадывалась про «собачку», да на сына грешила.
— Молодец, что со львом приехала, — сказала молодая женщина, та, что насмехалась сначала. — Зверинцы к нам не приезжают, а тут на свободе… Лев.
— Кормить его трудно, — уже успокаиваясь, сказала Маруся.
— Ну уж, львиного ребёнка на довольствие возьму. Не нищие, — обнадёжил председатель. И, подумав, сказал: — Он своё отработает.
— Как? — напугалась Маруся. — В клетке возить по деревням будете?
— Потруднее работа будет, — еле сдерживая смех, сказал председатель. — Стоговать надо, я как гончая по деревням бегаю, вас созываю, а на льва и дачники и ребятишки прибегут. Со львом живым веселее работать будет.
Маруся сидела на крылечке и дремала. Симба спала у её ног.
Снилась Марусе высокая трава. Она раздвигает её руками, и так много травы, цветов, что не справиться Марусе. Трава стала жёсткой, трещит. А сзади, сквозь уже раздвинутую траву, вдавливая землю под ногами, идёт носорог. Чоп-чоп — слышит Маруся знакомый голос. А… это Саша Немилов, узнала работника зоопарка Маруся. Страус Цыганок раскрыл от жары клюв, догнал с клёкотом. Где же воды взять, думает Маруся. И вдруг, треща в зарослях, к Марусе побежал лев. Громадный, с раскрытой пастью. Пить хочет, испугалась Маруся. И сквозь сон где-то рядом, уже не во сне захлопал крыльями петух. «Ку-ка-ре-ку!» — закричал он. Маруся открыла глаза. За калиткой бежала по луже босиком девочка. Маруся поглядела на щурившую глаза Симбу и сказала:
— Хорошо на родине как, Симба!
Неожиданное предложение
Тётя Маруся вытерла капустные брызги с мутного оконца в нашей рабочей комнате.
— И чего им в кабинетах не сидится? — сказала тётя Маруся, шмякнув мокрой тряпкой об стол, и гневно поглядела на появившуюся и тут же спрятавшуюся в приотворенной двери белокурую макушку заведующей.
«Опять дрессировщик пришёл, — подумала я. И ещё подумала: — Знаменитый, наверное, если начальство с утра за порядком следит».
Тётя Маруся с яростью секла в корыте капусту.
А я ждала, что скажет Тамара. Иногда она говорила самые неожиданные вещи и часто бывала права.
Тётя Маруся уже спокойно раскладывала для больших и для маленьких уток рыбу, когда Тамара, поглядев на трясущуюся от рёва бегемота дверь, сказала:
— Дрессировщик влюбился, наверное, вот и повадился к нам: птички для лирики в самый раз.
— Нам до него дела нет, — ответила тётя Маруся, — а что начальство шлёндает без толку, когда у змей лампочки не горят, в шланге воды нет, это меня бесит. Да и в кого у нас влюбляться? Не в меня ли, старуху? Ты лохудрой ходишь. А он — мужчина видный. Уж не в Ритку ли нашу, малолетку? У-у, хи-хи, — захихикала тётя Маруся, прикрывая рот ладошкой.
Я молчала, не могла же я сказать правду. Сомнений у меня почти не оставалось. Константин Иванович ходил в зоопарк из-за меня.
— Рита, чего уши развесила? Запарь просо для страусов.
Тётя Маруся собрала в торбу корм для лебедей, которых брал у нас для украшения пруда Летний сад.
— Завезёшь, когда домой поедешь.
Я и отказаться не успела, как тётя Маруся уже не сварливо, а своим обычным миролюбивым голосом стала приказывать:
— Сейчас хлеба порежь, да чтобы кубиками и помельче, а то передавятся они у нас хлебом-то. А ты, Тамара, семечки крепче дави для певчих, у них клювики во какие махононькие.
И мы, как всегда, изо дня в день, начали: резать, давить, рубить, шпарить корма для страусов, уток, попугаев, цапель и колибри.
Я резала хлеб и булку кубиками, поглядывала в оконце. Константин Иванович стоял у вольера с кондорами.
— Пойду травы нарежу, — сказала я.
— А хлеб кто покубит, — крикнула тётя Маруся.
— Я дорежу, — сказала Тамара, — пусть и для попугаев травы наберёт.
Тамара подала мне три старых ведра.
— Дай мне то, одно, новенькое, с полки, — попросила я.
Тамара грохнула вёдрами об пол, а тётя Маруся сказала:
— Режь хлеб.
Константин Иванович приходил в зоопарк вторую неделю. Раньше он приезжал дня на три. Забирал подходящего ему для киносъёмок тигра или льва, через год привозил обратно. На клетке с артистом вешали новую табличку:
ЛЕВ ВАСЬКА — КИНОАРТИСТ
СНИМАЛСЯ В К/Ф «ДОН КИХОТ», «ОНА ВАС ЛЮБИТ», «ПОЛОСАТЫЙ РЕЙС».
Раньше Константин Иванович не ходил мимо клеток с верблюдами, а на птичник и вовсе не заглядывал.
Зато теперь он подолгу смотрел, как я подметаю в клетках, кормлю птиц. Смотрел мне вслед, когда я уходила. Мне не нужно было оборачиваться, я просто чувствовала его взгляд. Сомнений не было. Я ему нравлюсь.
Я ссыпала хлеб в ведро, сняла с полки красивое лукошко для сбора фазаньих яиц в инкубатор, выгоревший халат скинула, а надела белый, что у нас выдают на случай приезда министра или другого крупного гостя. Константин Иванович всё стоял на том же месте, возле кондоров.
— Рехнулась девка, — сказала Тамара.
А тётя Маруся спокойно проговорила:
