Сиамская овчарка - [14]
Симба реветь перестала, к Марусиным ногам жмётся, мешает идти. Тихонькая, жалкая, белым птичьим помётом залита, как белилами.
Ночью Маруся постучалась к сестре Нюре.
— Открыто! — крикнула Нюра. — Ктой-то?
— Это я, Маня, сестра твоя из Ленинграда.
Сёстры столкнулись в дверях. Нюра бросилась навстречу, сморщила лицо, плача от радости, протянула руки…
— Что это? — спросила Нюра.
Обхваченный поперёк туловища готовыми вот-вот разжаться Маниными руками, спал большой грязный зверь.
Кот махнул на шкаф и заныл, как перед большим кошачьим боем.
— Подарки… — начала Маня, опустив Симбу на чистый половик, но, перехватив испуганный Нюрин взгляд на Симбу, успокоила, — нет, это щеночек сына. Они в отпуск с Клавой уехали, а заботы матери, — высказала Маруся давно заготовленные оправдания. — Подарки в конце деревни у поскотины. Как бы собаки не растащили. Сходим, Нюра, — еле выговорила Маруся.
— Да куда тебе! Сама схожу. Сейчас постелю только. Ложись. Эк тебя щеночек ухайдакал, покормлю сейчас.
— Лечь бы, — согласилась отупевшая от усталости Маруся. Лежала не в силах оглядеть комнату, слушала завывания кота и звон посуды, дребезжавшей после Нюриных шагов.
Засыпая, Маруся вспомнила Риту, но злиться уже не было сил.
Проснулась Маруся от крика. Ярко краснела на солнце герань в кастрюле на подоконнике. Непривычно низкий потолок…
— Я тебе, окаянная, оставь Катьку. Пусти Катьку, о, окаянная. Пусти, уродина! Маня! Маня!
Только Маруся спустила ноги с кровати, а уж Нюра вбежала в грязных туфлях в комнату. «Должно быть, из хлева», — подумала Маруся.
— Беда, Маня! Твой щеночек…
Маня выскочила бы в ночной сорочке, да хорошо Нюра плащ старый на неё накинула.
Симба и стройная козочка лежали рядом. Лежали, крепко обнявшись и тяжело дыша, словно два друга после долгой шутливой борьбы.
Маруся потащила за кожаный ошейник Симбу, а Нюра за обрывок верёвки — козу.
Уставшая от непривычной работы Симба тут же заснула, а у козы просто с перепугу сил не было отойти в сторону.
Привязав козу на лужке за калиткой, Нюра вернулась к сестре. И как-то виновато, словно оправдываясь, сказала:
— Выхожу я, а твоя собачка, что б ей неладно было, Катьку к забору привалила и жмакает. Я и прутом стегала, и за хвост оттягивала. А собачка лапищами Катькину шейку обхватила и давит.
— Уеду я завтра, Нюра.
— Ты не расстраивайся, Маня, — поглядев на сестру, успокоила Нюра.
— Зачем тебе неудобства?
— И не думай, не пущу. Надумала! Из-за пса, — искренне и возмущённо сказала Нюра. — У меня цепь от коровы осталась. Сейчас мы его к сараю привяжем — спокойно будет.
— Непривычная она к цепи-то, — забеспокоилась Маруся.
А Нюра, не слушая, говорила:
— Сейчас завтрак сделаю. Часов семь поди. И пёсику каши с салом наварю.
Смолчала Маруся, не стала говорить: «Не станет Симба есть кашу. На мясо ей зоопарк деньги дал». Не понять деревенским этого — осудят. Собаку, мол, и мясом кормить. А сказать сестре правду не могла тоже. Мол, к родной сестре, да с диким зверем. Иль зверь дороже сестры. Смолчала. «Уеду завтра!» Ну, Рита… что я сделаю…
— Привет городским!
— Феня! — ахнула Маруся. — Подружка… Как ты изменилась.
— Да ты, вроде, тоже, Мань, чуток повзрослела.
Женщины и смеялись и плакали. После житейских расспросов Феня спросила:
— Ктой-то у тебя, Мань? Я из окна видала, как он козу тискал.
— Да щеночек сына, — краснея от вранья, пробормотала Маруся.
— У Дуськи Колька в прошлый год на пенсию вышел, — начала рассказывать Феня.
— Это которого мы водой окатили? — обрадовалась перемене разговора Маруся.
— Он, — подтвердила Нюра.
— Если бы мы тогда на конях не ускакали, — отлупил бы, — вспомнила Феня. — Так вышел на пенсию и говорит жене: «Давно меня, Дусь, охотницкая страсть душит». Так вот. Купил в городе собаку. Красивую, рябенькую, что берёзкин ствол — охотницкую.
Симба вздрогнула во сне, и все, вздрогнув, покосились на неё.
— …Так вот. Собака охотницкая, по птице учёная. Так веришь, Маня, всю птицу у ней во дворе порешила. Правда, Колька учил ее — в каждую удавленную носом тыркал. А всё равно не доучил — птица во дворе кончилась. Так Колька и ружья покупать не стал. Свёл собаку в город.
— Клавка газеты везёт, — обрадовалась Нюра. — Хорошо, застала её. — И крикнула приближающейся на велосипеде почтальонше: — Ты, Клавка, об ящик газеты не рви, не барыня, можешь и в дом внести.
— Телеграмма вам, тётя Нюра! Пляшите! Сестра, Маруся, приезжает! Встречать велит!
— Ой, бабоньки, не могу… Ой, шустрая ты, Клавка… — хохотала Нюра.
Позавтракали. Маруся раздала подарки. И, увидев не съеденную Симбой кашу, решительно сказала:
— Я пройдусь, что-то хочется на родные места взглянуть. В магазин загляну. Интересно, что у вас тут. Может, оставлю я щеночка, Нюр? Устаёт он быстро.
— А ты далеко не ходи, — посоветовала Нюра и созналась: — Боязно мне с ним оставаться.
Между речкой и пшеничным полем шла дорога. Симба шла спокойно, без поводка. Видимо, сказывалась вчерашняя усталость.
Маруся сняла туфли, пошла босиком, ощущая забывшими волю ногами крупные песчинки. Ветерок с речки был слабым, шевелил только колосья у дороги и тут же замирал в них. Было так спокойно, что Маруся не думала про город, про неприятности переездов и забыла о желании уехать.
Имя Оки Ивановича Городовикова, автора книги воспоминаний «В боях и походах», принадлежит к числу легендарных героев гражданской войны. Батрак-пастух, он после Великой Октябрьской революции стал одним из видных полководцев Советской Армии, генерал-полковником, награжден десятью орденами Советского Союза, а в 1958 году был удостоен звания Героя Советского Союза. Его ближайший боевой товарищ по гражданской войне и многолетней службе в Вооруженных Силах маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный с большим уважением говорит об Оке Ивановиче: «Трудно представить себе воина скромнее и отважнее Оки Ивановича Городовикова.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.