Сиамская овчарка - [12]
Только чай разлили, вдруг заведующая пришла, да не с птичника, а с другого сектора, с «хищного».
— Присаживайтесь, Вера Семёновна, — зовёт Маруся к столу.
Та присела и не берёт ничего.
— Не стесняйтесь, — говорит Маруся. — Старуху и проводить можно, вроде заслужила.
— Завтра едете? — спросила Вера Семёновна.
— В это время уже у Москвы буду.
— А как же Симба? Вы два дня не заходите, она есть перестала.
Маруся растерялась:
— Я же на птичнике работаю, лев-то не в моём ведении.
— Марья Ильинична! Он ест только у вас, — говорит заведующая. — Как Люда в институт поступила, львёнок признаёт только вас. Конечно, право ваше, отпуск ваш и закон. Я требовать не могу. Но может, отпуск на месячишко отложите, и он привыкнет к кому другому? А?
Маруся сразу сникла, будто постарела, и тихо сказала:
— Я хоть и неверующая, да невольно бога вспомнишь. Креста на вас нет. Сколько не отдыхала по-человечески, всё Маруся — туда, Маруся — сюда. Подарков на всю деревню купила, телеграмму дала, встречать будут. Нет! — решительно сказала Маруся.
— Ваше право, — ответила Вера Семёновна и вышла, тихонько прикрыв дверь.
Вера Семёновна ушла, а Маруся сказала Рите с Тамарой:
— Да что они, с ума сошли, что ж мне его с собой брать?
— А возьмите! — предложила Рита.
Маруся прикрыла ладошкой рот и, хихикая, сказала:
— Да меня вся деревня засмеёт. Льва, скажут, Манька завела, наверно, богатств накопила в городе столько, что и собака сохранить не может. Знать, в большие начальники вышла.
— Умрёт он, — сказала Рита. — Если бы меня признавал…
— Не сдохнет! — успокоила Тамарка. — Выпороть его надо! А то за Маруськой таскается. Ты, Мань, правда, возьми палку хорошую и выдери. Вся блажь уйдёт. Детей секут, они только лучше становятся. А то возишься с ним, как с королёнком, — выдери!
— Ты, Тома, дело говоришь, — серьёзно согласилась Маруся. — Да не могу я — жалко.
— А жалко, так вези как дура.
— Нет, не возьму, — неуверенно сказала Маруся. — Привезу, что ж, за сиамскую кошку её выдавать? Так большая очень.
— За сиамскую овчарку попробуйте, — предложила Рита.
В тамбуре вагона громко стучали колеса. Измученная долгой поездкой Симба, растянувшись, спала на прохладном полу. Проводница вошла в тамбур и, прикрывая за собой дверь, приказала:
— Сюда нельзя, гражданин пассажир. Нечего любопытствовать. — И уже ласково обратилась к Марусе: — Чайку принесла вам.
— Мне один стакан, — слабым голосом попросила сидящая на ящике в уголке тамбура Маруся.
— И его попоишь, остуди только, — велела проводница. — Хоть и лев, а в дороге чаёк — милое дело.
Маруся взяла поднос с двумя стаканами, поставила к себе на колени.
— Ты, милая, не думай, — сказала проводница. — Ты Валю знай, чтоб она какую тайну выдала — ни-ни. Твоя начальница велела, что зверь, мол, казённый, а пассажиры ласками напугать могут… Ты поверишь? — проводница гордо поглядела на скорбно кивающую головой Марусю. — Всем объяснила, что собаку, мол, редкую везёшь. Сознательные пассажиры все поверили, а этот, да сама знаешь… Вбил в свою упрямую башку — лев, и всё тут. Ну, я навещу тебя ещё, пей чаёк.
Маруся подносила стакан с чаем к губам, стараясь поменьше расплёскивать, про себя проклинала Риту и тут же ругала себя: ну девка, мол, ладно, а ты-то, старая, о чём думала? Хорошо, вагон удачный попался. Последний и место в самом конце. А главное, проводница душевная, а то бы…
Вчера утром Рита гордо провела на поводке в конец вагона идущую за Марусей Симбу.
Вера Семёновна, переговорив с проводницей, наспех простилась. Только мудрая Тамара, поцеловав на прощанье Марусю, сказала:
— Ну, Маня, и влипнешь ты в историю! Вера тебе хоть денег на прокорм ЭТОЙ дала?
— Дала… много…
— Хоть это хорошо. Да знаю я тебя, ведь всё скормишь… Не дури, Мань, где кашки в мясо добавь, где морковки подкинь, смотришь, на костюм сэкономишь.
— Да что ты, Тома, спасибо, конечно, за заботу, идите лучше, поезд тронется.
При первом же толчке вагона Симба прижалась к стене, зарычала, зашипела, замяучила.
— Тетенька, вы кого везёте?
— Собачку, девочка.
— Тётенька, а как ее зовут?
— Симба, девочка.
— Тётенька, а почему она лапкой так машет?
— Играет, девочка. Шла бы ты к маме.
— Это мой папа, — указала девочка на пришедшего за ней мужчину.
— Ишь, какой зверь! — сказал папа. — Он не опасен?
— Кто желает чаю? — спрашивала проводница, проходя по вагону. — Граждане пассажиры, не толпитесь, будьте сознательными. Это не лев, гражданин, — слышала Маруся объяснения проводницы.
— Что вы из меня идиота делаете? Что я, львов не видел?
— Справка имеется, гражданин, это собака, — проводница, уже подойдя к Марусе, заговорщицки подмигнула ей. Повернувшись спиной к Марусе, сказала громко и ясно: — Провозить собак на поводке, кошек в корзинках разрешается. Не толпитесь, граждане пассажиры, дайте отдохнуть пассажирке с собакой.
Симба сидела у окна, провожала взглядом проплывающие за окном деревья. Иногда бросалась на стенку у окна, где, по её расчётам, скапливались деревья, птицы и облака. Разочарованно смотрела на Марусю.
— Глупая ты, Симба, они вон туда дальше едут. Ты к окну прижмись. Да не упрямься, прижмись, не вырывай голову.
