Шургельцы - [108]

— В новый дом незачем твою рухлядь возить. А пошто вот это взяла?.. Ну тебя, старуха, ты совсем скрягой стала, как покойница Елвен или Маринэ — хоть и живая она, а тоже никто добром не вспомнит.

— Э, старик, меня с Капитунами да Мешковыми не равняй. Я двадцать лет колхозных свиней пасу.

Константин повел первую лошадь под уздцы, рядом со второй подводой зашагала жена. Вдруг она спохватилась, подобрала подол длинного платья и побежала назад.

— Куда ты, старуха? Опять за тряпками?

Ултути только рукой махнула:

— Кулюсь надо предупредить, а то свинья опоросилась, может задавить новорожденных.

Скоро она вернулась и опять не с пустыми руками. Несла старую зыбку.

— Этого еще не хватало! С ума ты спятила, что ли, старуха!

— Молчи, молчи, в ней Мигулай спал до трех лет и дочка тоже… Ан, говорят, сюда на ферму Чегесь придет. Ее из города вытряхнули, пока на конном дворе ютится. Она и люльку нашу пропьет.

— Кому такая старая нужна?

Так они всю дорогу от фермы до дому препирались добродушно. Ултути, увидев новый большой дом под тесовой крышей, так и просияла. Потом задумалась, сказала:

— Мигулай-угодник все видит, да не скоро поможет. Оно на самом деле так, старик мой прав. А вон Салмин, как стал председателем, и дом нам новенький сделал. Вот тебе я угодник. Слава тебе господи, Сергей ушел, а то бы Мигулай вернулся из солдат, а мы так и куковали бы в стареньком.

— Смотри, у наших ворот мужики стоят. Салмин с плотниками.

— Не забудь пригласить их на новоселье.

Муж кивнул.

Салмин говорил с плотниками насчет ремонтной бригады. Надо такую бригаду составить, помогать строить и ремонтировать дома.

Угуллин подъехал, остановил лошадь, снял шапку, низко поклонился всем, поблагодарил за новый дом, пригласил на новоселье. Плотники вместе с Салминым помогли хозяевам перетащить вещи. Подняли несколько ведер глины на чердак, где печник заканчивал дымоход.

Ултути накрыла на стол, принесла пиво, пригласила мужиков к столу.

— Пиво-то наше пенится, бродит, из бочки готово убежать. Значит, к добру, — радовалась хозяйка, наливая пиво, по старинному обычаю, в деревянные чашки. — Не обессудьте, стаканы еще не купила. Старик, угощай.

— Ну, сельчане, спасибо, уважили нас. Выпьем пиво до дна, пусть дому стоять вечно. — Хозяин выпил чашку, налил и подал Салмину.

— Константин Иваныч, тетка Ултути, вы заслужили. Столько колхозу пользы принесли, на ваш труд таких домов можно было бы десяток поставить.

— Правильно, — поддержали председателя гости.

Угуллин всем наливал по полной чашке, гости выпили до дна и заторопились по домам. Константин поехал на конный двор. Распряг лошадей, поставил их на место. Зашел в домик конюхов, и тут его хорошее настроение сразу испортилось. Возле горячей печки сидела Чегесь. Волосы у нее были нечесаны, неряшливо торчали во все стороны, щеки ввалились, но губы были ярко накрашены. Несло от нее табаком. «Противная, как ворона. Как есть ворона со скотского кладбища», — подумал про себя Угуллин.

И правда, Чегесь очень была похожа на голодную ворону.

— На цигарку дай уж, жалко, что ли? — вымученно улыбаясь, клянчила она у Семьюна Мирски.

— Больше не проси. — Семьюн положил щепотку самосада на грязную ладонь Чегесь. — Нечего побираться. Ишь ты, навертываешь с черенок деревянной ложки.

— Дай на вторую цигарку, куплю — угощу, — протянула другую руку Чегесь.

Мирски не дал, свернул кисет и спрятал в карман.

— Возьми хоть пол вымой. Вон таз, тряпка.

— Я сюда уборщицей не нанималась. Согласилась караульщицей. И не распоряжайся, я тебе не жена.

Старик ушел, гулко хлопнув дверью. Чегесь хрипло расхохоталась, закашлялась. Сплюнула на пол, потянулась. «Придет весна, уеду в город. Зиму здесь помаюсь. Эх, дома топить нечем», — подумала она, растянулась на широкой скамье, заложила руки за голову. Сказала вслух обиженно:

— Будто я вся атрофированная. Никто на меня и не посмотрит… Наврал мне Мешков. Хвастал, что Шихранов на свое место вступит, житуха будет… Разве теперь его примут? Фигу его примут, теперь не то…

В сенях послышались шаги. Чегесь торопливо накинула на себя потертое пальтишко, повязалась старым шерстяным платком и вышла во двор. Больше всего она боялась старшего конюха Кирки Элексея.

Но старший конюх уже второй день был в Буинске. Поехал вместе с другими возчиками за мукой на механическую мельницу, куда еще за неделю перед тем отвезли на размол зерно. Чтобы ускорить дело, попросили поехать Ванюша. Оказалось, другим колхозам разрешили смолоть, а «Знамени коммунизма» отказывали под тем предлогом, будто зерно сырое. Он решил пойти к директору.

В приемной толпился народ. Ванюш протолкался к дверям кабинета, прочитал золотом написанные слова: «Директор мехмельницы». Этикетка была совершенно новая.

Ерусланов постучал раз — не ответили, два, три раза, рассердился, вошел в кабинет без разрешения. Мебель там была вся новая, на полу постлан ковер. Устанавливали новый телефонный аппарат.

— Здравствуйте. — Ванюш удивленно замер, увидев перед собой за столом Митина. — Мне директора…

— Я теперь директор.

— Разве?.. Как это… — не сразу понял Ванюш.

— Очень просто. Старые кадры на покой отправляются или на работу поменьше. Торжествуйте. Вы этого хотели, — сказал Митин зло.