Шумный брат - [7]
Но зато сами добыли. Не выпросили. Андрон был лихим добытчиком. И очень этим гордился. Не то что грачиные яйца пёк, он даже лягушек жарил.
— Ничего, вкусные. Батька говорил, заграничные буржуи их едят заместо курятины!
Земляного мёду поел он на своём веку немало. И вот захотелось ему отведать, каков мёд у шмелей. Они ведь покрупней пчёл. Наверно, и мёду у них в кладовых побольше. И он повлёк меня на добычу шмелиного мёда.
Где они прячут свой сладкий клад, мы никак не могли уследить, сколько ни гонялись за летящими домой шмелями. А вот гнездо шершней мы отыскали.
На опушке леса, под старым, расщеплённым дубом, была в плотной земле словно просверлённая, круглая дыра. В неё то и дело сваливались с неба большущие полосатые шершни. Они такие же чёрно-жёлтые, как осы, только в несколько раз крупнее.
Уж наверное, у них есть что пограбить!
Мы вооружились обломком топора, старой, выщербленной лопатой и приготовились к делу.
Побаиваясь острых жал шершней, Андрон решил их затравить дымом. Мы набросали на вход в гнездо сухих дубовых листьев, сучьев, навоза и подпалили.
Шершни, вначале яростно гудевшие и бившиеся под землёй, затихли.
— Готово, испеклися! — довольно засмеялся Конопач. Разгрёб золу и угли, приложился ухом к земле. — Давай копай.
Только мы начали копать, откуда ни возьмись — шершни. Это те вернулись, которые на добычу улетали. Они сразу поняли, что к чему.
Как начали на нас налетать да как начали жалить с размаху. Жала у них большие, острые, как шильца, и крепкие. Не такие, как у пчёл, не отрываются. Жальнут раз, вытащат и ещё жальнут!
Сквозь штаны и рубахи как огнём прожигают!
Взвыли мы — и бежать. Да разве убежишь, когда у тебя две ноги, а у них по две пары быстрых крыльев! Уж мы и по земле катались, и на четвереньках в высокую траву прятались, и в каком-то болоте кувыркались. Но оно было мелкое: голову спрячешь, зад наружу. А шершень тут как тут!
Никогда я так не орал. И не слышал такого звона в голосе у Андрона. Мой ангельский охрип, а его хриплый очистился. Звенел, как медная труба.
Живы мы остались, но вкус к даровому мёду потеряли. Андрона лечила бабка, завернув в холстины, смоченные рассолом. Меня спасал фельдшер. И бабушка тоже завёртывала в мокрые простыни. Распухли мы так ужасно, что вместо глаз были щёлочки. Вместо носов — пуговки. Поили нас с ложечек, как младенцев.
И всё-таки от дружбы с Андроном я не отстал.
Прощай, село, здравствуй, город!
Так проходили мои годы: в ученье и в уличных забавах. Знаний прибавилось. Я уже бойко читал, писал и считал. И даже стал помогать старой учительнице, заменял тётю Надию, когда она ездила на курсы. Проверял тетрадки первоклашек, когда перешёл в третий класс. Но ум всё не созревал, и по-прежнему я был способен на самые глупые забавы. И не без помощи Конопача, конечно. С кем поведёшься, от того и наберёшься.
Наша дружба с Гришей почти замерла. Хотя сердцем больше всех ребят любил его, играл я по-прежнему с Андроном. Он всё больше стал брать надо мной верх. И что он затевал, тому я подчинялся.
Так дожили мы до того дня, когда окончив четыре класса сельской школы, собрались учиться дальше. В бывшей городской семинарии открылся интернат для мордовских детей.
— Прежде там готовили попов, затемнителей мозгов, а теперь будут готовить учителей, просветителей народа. Гордись, Сашок, понимай, куда едешь! — сказал мне дядя Миша-солдат. — Будешь командиром культурного фронта!
Мне очень захотелось стать командиром культурного фронта. Просто не терпелось скорей-скорей ехать в город на учёбу. Призывали туда детей бедняков и не принимали детей богатеев и кулаков. Я гордился справкой, что сирота и бедняк. С печатью сельсовета и подписью дяди Миши.
Меня тётя собрала быстро, бабушка благословила радостно, а Гришу отец не пустил:
— Хватит, выучился! Ему головой не работать. Молотком стучать — умные руки нужны.
И как ни спорил с ним дядя Миша-солдат, как ни уговаривала тётя Надия, ничего не помогло. Кузнец был упрям. Я поехал учиться дальше, а Гриша остался в селе при кузнице.
Повёз меня в город Губан. Сам предложил. Всё равно ему по делам надо, жалко, что ли, мальчишку подсадить. Чего же, веселей ехать будет!
Дядя Миша купил мне в подарок новенькие сапоги, сильно и приятно пахнувшие свежим дёгтем. Тётя Надия — пиджачок городского фасона. А бабушка перешила дедовы штаны. Они были из крепкого, как кожа, какого-то «молескина», дед ещё в женихах их носил, и мне пригодились. На картуз дали денег Абрамову, и он пообещал купить «наилучшейший». И не обманул — при въезде в город купил у какого-то знакомого купца такой картуз, что жалко носить его было, страшно запылить. Козырёк лаковый. Сам из зелёного сукна. На маковке кожаная кнопка. Ни у кого такого не было. Даже у его собственного сына Андрона. Вот как удружил мне Губан!
Вместе со мной ехал и Конопач. Тоже в город. А зачем? Его же не посылали учиться на учителя? Но у него был такой же деревянный сундучок, как у меня. Только мне дядя Миша-солдат сделал его сам и не успел покрасить, а у него был базарный, расписной, весь в цветах.
Но я не завидовал. Это Конопач должен был завидовать. На мне был великолепный картуз, а на нём какая-то старая солдатская фуражка с оторванным козырьком. На мне пиджачок, на нём домотканая рубаха. На мне новые сапоги, на нём лаптишки. Да не новые, подковыренные.
Имя Оки Ивановича Городовикова, автора книги воспоминаний «В боях и походах», принадлежит к числу легендарных героев гражданской войны. Батрак-пастух, он после Великой Октябрьской революции стал одним из видных полководцев Советской Армии, генерал-полковником, награжден десятью орденами Советского Союза, а в 1958 году был удостоен звания Героя Советского Союза. Его ближайший боевой товарищ по гражданской войне и многолетней службе в Вооруженных Силах маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный с большим уважением говорит об Оке Ивановиче: «Трудно представить себе воина скромнее и отважнее Оки Ивановича Городовикова.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.