Шумный брат - [9]
Я хотел удрать, но она схватила меня за руку:
— Нет, ты послушай, какие прекрасные слова!
— А моя бабушка лучше пела. В нашей колыбельной песне слова сильней!
— Слова неграмотной бабушки лучше лермонтовских? Да как ты смеешь!.. — И Оля потащила меня к Глафире Ефимовне.
— Наши слова лучше, лучше! — упорствовал я.
И напел, как напевала мне бабушка.
— Ну и что же тут сказано! — выслушав, спросила Глафира Ефимовна: она по-мордовски знала плохо.
— А то, что нам понятней: «Спи, малютка, ночка очень тёмная, дай и мне поспать. Завтра я накормлю тебя вкусными лесными орешками. Поймаю тебе пташечку».
— А дальше что? — заинтересовалась Оля.
— А дальше про то, что изба наша плоха, отец погиб в бою и с войны не вернётся. Малютке надо вырастать сильным, чтобы защитить свою мать и свою родину.
— Слова очень хорошие, — сказала Глафира Ефимовна.
Она была всегда справедлива.
— А припев какой! Тю-тю, лю-лю, бай! — обрадовался я.
— Так, значит, по-твоему, Лермонтов сочинял хуже любой мордовской бабушки? Неправда!
Слёзы так и брызнули из Олиных глаз.
Она — в одну, я — в другую сторону. Оля обиделась за Лермонтова, я — за свою бабушку.
Тайна «Интернационала»
Мы с Глафирой Ефимовной очень огорчились. Я — тем, что напрасно поссорился, теперь мне совсем от Оли житья не будет, а Глафира Ефимовна — тем, что Оля показала себя такой невыдержанной.
Мне ночью плохо спалось. Как мы встретимся после такой ссоры? И вдруг вижу: бежит Оля весёлая и ещё издалека кричит:
— Извини меня, пожалуйста, Саша! Вчера я была неправа!
Я так удивился, у меня, наверно, был такой смешной вид, что Оля расхохоталась. И объяснила:
— Вчера я рассказала про нашу ссору отцу, и папа сказал: «Напрасный спор, у каждого народа своя колыбельная песня. И все они по-своему выражают прекрасное». Да, да, да! И знаешь, что ещё он сказал? Что слова лермонтовской колыбельной тоже народные, поэт назвал её «Казачья колыбельная». Интересно ведь?
— Очень интересно!
— Папа говорит, что даже «Интернационал» каждый народ поёт по-своему. Мотив один — пролетарской революции, а слова у каждого народа свои. Верно?
— Верно! — обрадовался я.
И как это я раньше не замечал? Ведь я знал два языка и мог петь «Интернационал» и русскими и мордовскими словами. И много раз певал и так и эдак и не замечал разницы. А разница была.
— Знаешь, Оля, по-русски: «Вставай, проклятьем заклеймённый, весь мир голодных и рабов», а по-нашему: «Ой, вставайте, несчастные, вечно босиком ходящие, среди голодных самые голодные! Наши сердца, кипящие ненавистью, постоянно на битву нас зовут». Интересно?
— Ой, как интересно, Саша! Наверно, и у немцев, и у французов, и у англичан тоже есть свои слова для «Интернационала»? Давай научимся многим-многим языкам!
— Давай, Оля!
На этом мы помирились. И в знак примирения стали петь «Интернационал». Оля по-мордовски, я по-русски. В знак вечной дружбы.
Мотив был один, голоса наши сливались, никто не замечал этого, и нам было любо, что у нас есть своя тайна.
«Шумбрат, геноссен Пальмин!»
Учился я прилежно и вести себя старался примерно: очень хотел стать двуязыким, а теперь — многоязыким учителем. Но то и дело попадал на заметку как озорник.
Так уж мне не везло. И, как нарочно, когда я хотел сделать доброе дело, вот тут-то и попадал в озорники. Посудите сами! Однажды на крышу интерната, откуда ни возьмись, свалился белый голубь. Сел на карниз и словно приклеился. Всю большую перемену ребята пытались его согнать. А он сидит себе и поглядывает. Не боится ни комков земли, ни палок. Совсем ручной!
— Постойте, ребята, ещё в окна попадёте! — Я притащил лестницу от сарая и полез. Вот, думаю, и голубя спасу и окна сохраню. Ведь не все метко кидаются.
Приставил к стене лестницу. Высоченная. Добрался до последней ступеньки. Ещё чуть — и достану. Голубь сидит, ждёт меня. Подскакиваю, тянусь, никак не дотянусь.
Ребята смеются, подбадривают. Держат внизу лестницу. Я подпрыгиваю.
А снизу вдруг директорским голосом:
— Это что такое?!
Ребята — кто куда. Лестница как поедет вниз по стене. Я вместе с ней и ухнул. И прямо на директора, вышедшего на крыльцо проверить, что за шум.
Так на него и засел. И вцепился с испугу прямо в его кудри пятернями, как репей…
Ну и в тот же день заседание педагогического совета. О поведении Берёзкина. Есть предложения исключить как злостного хулигана. Уронил лестницу на директора. Засел верхом, устроив посмешище…
Честное слово, он же сам лестницу уронил, спугнув державших её ребят. И вовсе я не хотел засесть на него верхом, не маленький, я на настоящих конях ездил.
Сколько ни оправдывался, только подбрасывал солому в огонь.
И если бы Глафира Ефимовна не вступилась, быть бы мне исключённому.
Много таких случаев было. А однажды такое чудо-юдо получилось. Шли мы по какой-то тихой улице, не помню, по какому делу. Улица самая обыкновенная. Дом, забор, снова дом и снова длиннющий, высоченный забор, утыканный сверху гвоздями.
Шли и, конечно, во все щёлки заглядывали: интересно, что за такими заборами? За высоченными?
Представьте, ничего хорошего — бурьян да крапива. Зачем крапиву огораживать? Чтобы прохожих не жгла?
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Настоящее издание — третий выпуск «Детей мира». Тридцать пять рассказов писателей двадцати восьми стран найдешь ты в этой книге, тридцать пять расцвеченных самыми разными красками картинок из жизни детей нашей планеты. Для среднего школьного возраста. Сведения о территории и числе жителей приводятся по изданию: «АТЛАС МИРА», Главное Управление геодезии и картографии при Совете Министров СССР. Москва 1969.
Повесть-воспоминание о школьном советском детстве. Для детей младшего школьного возраста.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.