Што ён страціў? - [3]
— Навошта?
— Гэта не твая справа.
— Я напішу вам.
— Глядзі ж... Будзем чакаць... А не — самі да цябе прыедзем!
Нарэшце афіцыянтка падала вялікія, на ўсю талерку, румяныя кавалкі адбіўной свініны, духмянай, смачнай.
Сцяпан праглынуў сліну і задаволена засмяяўся:
— Во гэта лапці! Трэба ж па сто грамаў да іх!
— Многа, Сцёпа,— запярэчыў Анатоль, на якога адбіўныя зрабілі зусім іншае ўражанне.
— Нічога. Мне яшчэ ў абком ісці і то я не баюся. Ну, выпіў... Так і скажу: выпіў за сустрэчу з лепшым сябрам...
Яны выпілі яшчэ, і Сцяпан апетытна знішчыў сваю адбіўную. Убачыўшы, што Анатоль амаль не дакрануўся да яе, ён, адчуваючы крыху няёмкасць, непрыязна падумаў: «Інтэлігенцік... хлюпік»...
— Ты што — чэрава баішся адгадаваць? Бегай столькі, колькі я бегаю па полі,— ніколі жывата не будзе...
Анатоль ап’янеў, ён без патрэбы праціраў акуляры і без іх глядзеў на сябра добрымі, ласкавымі вачамі.
— Ты — герой, Сцёпа... Я разумею цябе... I я схіляю... схіляю галаву... Гэта — мужнасць... Мужнасць! Вучыўся, працаваў... Пракурор!... I раптам — туды, дзе ты больш патрэбны людзям... I артыкул твой мужны... Вось так... на поўны голас... Клопат аб людзях — галоўнае!.. Вядома, галоўнае! Чаму некаторыя гэтага не разумеюць? Хоць на словах усе разумеюць, на справе...
«Раскіс... Слабец... Трэба яго на кватэру адвесці... На работу яму паказвацца не варта. Дзе ён жыве?»
Калі разлічваліся, Анатоль палез у кішэню, але Сцяпан далікатна затрымаў яго руку і заплаціў адзін.
— Мая ініцыятыва — і я плачу... Запросіш ты...
Анатоль уздыхнуў.
— Я? Я жыву ў гасцініцы... Трэці месяц у гасцініцы,— ён неяк адразу, у адзін міг, як бы працверазеў: змоўк, заціснуў пад пахай свой партфель.
Сцяпан прытаіў уздых палёгкі: «Добра, што нікуды адводзіць не трэба... А можа і самому адпачыць у яго нумары? У абком не пайду... Не варта трапляць на вочы начальству ў такім выглядзе».
Развітваючыся ў вестыбюлі гасцініцы, Анатоль моцна сціснуў руку сябра і ціхім, з мальбою голасам папрасіў:
— Не зазнавайся толькі, Сцёпа.
Ластаўку гэта рассмяшыла, і ён зарагатаў на ўвесь будынак, ажно з цырульні выглянулі майстры з брытвамі ў руках і з мыльнай пенай на пальцах...
— Ідзі... кладзіся... А я ў абком. Не забывай — чакаю ў госці.
* * *
На двары ішоў снег — той добры першы снег, які ляціць лёгкімі пушынкамі, сцелецца роўна і прыносіць прыемны спакой і дрымоту. Стары калгасны бухгалтар раз-по-раз кляваў носам у тоўсты «гросбух». Яго памочніца з гарачымі шчокамі — хоць запалкі чыркай аб іх — паглядала на старога і лагодна ўсміхалася. У канцылярыі, чыстай, цеплай, якой шматлікія, відаць, нядаўна абноўленыя плакаты і дыяграмы надавалі нейкі ўрачыста-святочны выгляд, больш нікога не было. Толькі з кабінета старшыні, дзверы ў які былі прыадчынены, даносілася мармытанне і лёгкі свіст. Сцяпан Ластаўка і мясцовы фельчар, стары чалавек з лысай, падобнай на грушу, галавой гулялі ў шахматы.
Старшыня высвістваў нейкую імправізацыю, у якой чуліся асобныя матывы папулярных песень, высвістваў аднолькава роўна і пры ўдалым ходзе і тады, калі трапляў у цяжкае становішча. Фельчар, калі рабіў удалы ход і бачыў, што «праціўнік» задумаўся, нязменна спяваў бадзёра і гучна салдацкую песню —
Ой, ты зімушка, зіма,
ты халодная была!
Калі ж самому прыходзілася «варушыць мазгамі», ён адразу «мяняў пласцінку» і мармытаў па-ўкраінску:
Луччэ було б, луччэ було б не хо-о-дыты...
Луччэ було б, луччэ було б не ходыты...
Дзяўчына-рахункавод заглянула ў дзверы і паведаміла:
— Сцяпан Карнеевіч, відаць, зноў нейкі ўпаўнаважаны ідзе... з партфелем...
— Ах, чорт іх носіць... Спакою няма,— зморшчыўся старшыня.
Фельчар адразу ўзняўся.
— Здаешся? Не? Адкладзем. Давай на шафу пастаўлю.
— Дагуляем. Пехатой — драбяза якая-небудзь... нарыхтоўшчык, мусіць...
— Усё адно гульні не будзе, — фельчар асцярожна падняў дошку з фігурамі і паставіў на шафу, потым адразу нацягнуў на сваю галаву-грушу шапку з апушчанымі вушамі.— Я пайшоў.
Усе ведалі яго слабасць — боязь начальства. Стары кідаў усё і сыходзіў нямаведама куды, як толькі дазнаваўся, што ў вёску прыехаў хто-небудзь з раёна ці з вобласці. Таму старшыня груба пажартаваў:
— Схавайся за грубкай, Яўменавіч, а то сустрэнешся тварам у твар.
Госць стукаў ужо ў калідоры, відаць, абіваў з ботаў снег. Фельчар, насунуўшы шапку на вочы, нырнуў у дзверы і нават не зачыніў іх за сабой. I тады на парозе з’явіўся госць — чалавек у паліто з шэрым каракулевым, быццам яшчэ заснежаным, каўняром і гэтакай жа шапцы. На двары вочы яго прывыклі да бляску снегу, і цяпер ён з напружанасцю ўглядаўся праз акуляры ў поўзмрок пакоя. Але шкельцы акуляраў, напэўна, адразу запацелі, як толькі на іх дыхнула цеплынёй, і чалавек мусіў зняць іх.
Сцяпан пазнаў Анатоля і, радасна выгукнуўшы, пайшоў насустрач, абняў сябра.
— Толя! Вось нечаканасць!.. Ты са станцыі? Чаму ж ты не паведаміў? Я пад’ехаў бы...
— А мне сказалі, што дарога ідзе лесам. I мне захацелася прайсці па лесе... I сапраўды, я даўно не меў такой прыемнасці... Снег... Цішыня... Хораша!
— Паэт ты! Таварышы, гэта мой лепшы сябра... Аднакурснік... Анатоль Пятровіч... — сказаў Сцяпан бухгалтару і дзяўчыне-рахункаводу. Ён шчыра ўзрадаваўся прыезду Анатоля: сумна ў доўгія зімовыя вечары ў вёсцы.
Известный белорусский писатель Иван Шамякин, автор романов «Глубокое течение», «В добрый час», «Криницы» и «Сердце на ладони», закончил цикл повестей под общим названием «Тревожное счастье». В этот цикл входят повести «Неповторимая весна», «Ночные зарницы», «Огонь и снег», «Поиски встречи» и «Мост». …Неповторимой, счастливой и радостной была предвоенная весна для фельдшера Саши Трояновой и студента Петра Шапетовича. Они стали мужем и женой. А потом Петро ушел в Красную Армию, а Саша с грудным ребенком вынуждена была остаться на оккупированной врагом территории.
Иван Шамякин — один из наиболее читаемых белорусских писателей, и не только в республике, но и далеко за ее пределами. Каждое издание его произведений, молниеносно исчезающее из книжных магазинов, — практическое подтверждение этой, уже установившейся популярности. Шамякин привлекает аудиторию самого разного возраста, мироощущения, вкуса. Видимо, что-то есть в его творчестве, близкое и необходимое не отдельным личностям, или определенным общественным слоям: рабочим, интеллигенции и т. д., а человеческому множеству.
Роман «В добрый час» посвящен возрождению разоренной фашистскими оккупантами колхозной деревни. Действие романа происходит в первые послевоенные годы. Автор остро ставит вопрос о колхозных кадрах, о стиле партийного руководства, о социалистическом отношении к труду, показывая, как от личных качеств руководителей часто зависит решение практических вопросов хозяйственного строительства. Немалое место занимают в романе проблемы любви и дружбы.
«Торговка и поэт… Противоположные миры. Если бы не война, разрушившая границы между устойчивыми уровнями жизни, смешавшая все ее сферы, скорее всего, они, Ольга и Саша, никогда бы не встретились под одной крышей. Но в нарушении привычного течения жизни — логика войны.Повесть исследует еще не тронутые литературой жизненные слои. Заслуга И. Шамякина прежде всего в том, что на этот раз он выбрал в главные герои произведения о войне не просто обыкновенного, рядового человека, как делал раньше, а женщину из самых низших и духовно отсталых слоев населения…»(В.
В романе «Криницы» действие происходит в одном из районов Полесья после сентябрьского Пленума ЦК КПСС. Автор повествует о том, как живут и трудятся передовые люди колхозной деревни, как они участвуют в перестройке сельского хозяйства на основе исторических решений партии.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.
Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.