Што ён страціў? - [3]

Шрифт
Интервал

— Навошта?

— Гэта не твая справа.

— Я напішу вам.

— Глядзі ж... Будзем чакаць... А не — самі да цябе прыедзем!

Нарэшце афіцыянтка падала вялікія, на ўсю талерку, румяныя кавалкі адбіўной свініны, духмянай, смачнай.

Сцяпан праглынуў сліну і задаволена засмяяўся:

— Во гэта лапці! Трэба ж па сто грамаў да іх!

— Многа, Сцёпа,— запярэчыў Анатоль, на якога адбіўныя зрабілі зусім іншае ўражанне.

— Нічога. Мне яшчэ ў абком ісці і то я не баюся. Ну, выпіў... Так і скажу: выпіў за сустрэчу з лепшым сябрам...

Яны выпілі яшчэ, і Сцяпан апетытна знішчыў сваю адбіўную. Убачыўшы, што Анатоль амаль не дакрануўся да яе, ён, адчуваючы крыху няёмкасць, непрыязна падумаў: «Інтэлігенцік... хлюпік»...

— Ты што — чэрава баішся адгадаваць? Бегай столькі, колькі я бегаю па полі,— ніколі жывата не будзе...

Анатоль ап’янеў, ён без патрэбы праціраў акуляры і без іх глядзеў на сябра добрымі, ласкавымі вачамі.

— Ты — герой, Сцёпа... Я разумею цябе... I я схіляю... схіляю галаву... Гэта — мужнасць... Мужнасць! Вучыўся, працаваў... Пракурор!... I раптам — туды, дзе ты больш патрэбны людзям... I артыкул твой мужны... Вось так... на поўны голас... Клопат аб людзях — галоўнае!.. Вядома, галоўнае! Чаму некаторыя гэтага не разумеюць? Хоць на словах усе разумеюць, на справе...

«Раскіс... Слабец... Трэба яго на кватэру адвесці... На работу яму паказвацца не варта. Дзе ён жыве?»



Калі разлічваліся, Анатоль палез у кішэню, але Сцяпан далікатна затрымаў яго руку і заплаціў адзін.

— Мая ініцыятыва — і я плачу... Запросіш ты...

Анатоль уздыхнуў.

— Я? Я жыву ў гасцініцы... Трэці месяц у гасцініцы,— ён неяк адразу, у адзін міг, як бы працверазеў: змоўк, заціснуў пад пахай свой партфель.

Сцяпан прытаіў уздых палёгкі: «Добра, што нікуды адводзіць не трэба... А можа і самому адпачыць у яго нумары? У абком не пайду... Не варта трапляць на вочы начальству ў такім выглядзе».

Развітваючыся ў вестыбюлі гасцініцы, Анатоль моцна сціснуў руку сябра і ціхім, з мальбою голасам папрасіў:

— Не зазнавайся толькі, Сцёпа.

Ластаўку гэта рассмяшыла, і ён зарагатаў на ўвесь будынак, ажно з цырульні выглянулі майстры з брытвамі ў руках і з мыльнай пенай на пальцах...

— Ідзі... кладзіся... А я ў абком. Не забывай — чакаю ў госці.


* * *

На двары ішоў снег — той добры першы снег, які ляціць лёгкімі пушынкамі, сцелецца роўна і прыносіць прыемны спакой і дрымоту. Стары калгасны бухгалтар раз-по-раз кляваў носам у тоўсты «гросбух». Яго памочніца з гарачымі шчокамі — хоць запалкі чыркай аб іх — паглядала на старога і лагодна ўсміхалася. У канцылярыі, чыстай, цеплай, якой шматлікія, відаць, нядаўна абноўленыя плакаты і дыяграмы надавалі нейкі ўрачыста-святочны выгляд, больш нікога не было. Толькі з кабінета старшыні, дзверы ў які былі прыадчынены, даносілася мармытанне і лёгкі свіст. Сцяпан Ластаўка і мясцовы фельчар, стары чалавек з лысай, падобнай на грушу, галавой гулялі ў шахматы.

Старшыня высвістваў нейкую імправізацыю, у якой чуліся асобныя матывы папулярных песень, высвістваў аднолькава роўна і пры ўдалым ходзе і тады, калі трапляў у цяжкае становішча. Фельчар, калі рабіў удалы ход і бачыў, што «праціўнік» задумаўся, нязменна спяваў бадзёра і гучна салдацкую песню —

Ой, ты зімушка, зіма,

ты халодная была!

Калі ж самому прыходзілася «варушыць мазгамі», ён адразу «мяняў пласцінку» і мармытаў па-ўкраінску:

Луччэ було б, луччэ було б не хо-о-дыты...

Луччэ було б, луччэ було б не ходыты...

Дзяўчына-рахункавод заглянула ў дзверы і паведаміла:

— Сцяпан Карнеевіч, відаць, зноў нейкі ўпаўнаважаны ідзе... з партфелем...

— Ах, чорт іх носіць... Спакою няма,— зморшчыўся старшыня.

Фельчар адразу ўзняўся.

— Здаешся? Не? Адкладзем. Давай на шафу пастаўлю.

— Дагуляем. Пехатой — драбяза якая-небудзь... нарыхтоўшчык, мусіць...

— Усё адно гульні не будзе, — фельчар асцярожна падняў дошку з фігурамі і паставіў на шафу, потым адразу нацягнуў на сваю галаву-грушу шапку з апушчанымі вушамі.— Я пайшоў.

Усе ведалі яго слабасць — боязь начальства. Стары кідаў усё і сыходзіў нямаведама куды, як толькі дазнаваўся, што ў вёску прыехаў хто-небудзь з раёна ці з вобласці. Таму старшыня груба пажартаваў:

— Схавайся за грубкай, Яўменавіч, а то сустрэнешся тварам у твар.

Госць стукаў ужо ў калідоры, відаць, абіваў з ботаў снег. Фельчар, насунуўшы шапку на вочы, нырнуў у дзверы і нават не зачыніў іх за сабой. I тады на парозе з’явіўся госць — чалавек у паліто з шэрым каракулевым, быццам яшчэ заснежаным, каўняром і гэтакай жа шапцы. На двары вочы яго прывыклі да бляску снегу, і цяпер ён з напружанасцю ўглядаўся праз акуляры ў поўзмрок пакоя. Але шкельцы акуляраў, напэўна, адразу запацелі, як толькі на іх дыхнула цеплынёй, і чалавек мусіў зняць іх.

Сцяпан пазнаў Анатоля і, радасна выгукнуўшы, пайшоў насустрач, абняў сябра.

— Толя! Вось нечаканасць!.. Ты са станцыі? Чаму ж ты не паведаміў? Я пад’ехаў бы...

— А мне сказалі, што дарога ідзе лесам. I мне захацелася прайсці па лесе... I сапраўды, я даўно не меў такой прыемнасці... Снег... Цішыня... Хораша!

— Паэт ты! Таварышы, гэта мой лепшы сябра... Аднакурснік... Анатоль Пятровіч... — сказаў Сцяпан бухгалтару і дзяўчыне-рахункаводу. Ён шчыра ўзрадаваўся прыезду Анатоля: сумна ў доўгія зімовыя вечары ў вёсцы.


Еще от автора Иван Петрович Шамякин
В добрый час

Роман «В добрый час» посвящен возрождению разоренной фашистскими оккупантами колхозной деревни. Действие романа происходит в первые послевоенные годы. Автор остро ставит вопрос о колхозных кадрах, о стиле партийного руководства, о социалистическом отношении к труду, показывая, как от личных качеств руководителей часто зависит решение практических вопросов хозяйственного строительства. Немалое место занимают в романе проблемы любви и дружбы.


Тревожное счастье

Известный белорусский писатель Иван Шамякин, автор романов «Глубокое течение», «В добрый час», «Криницы» и «Сердце на ладони», закончил цикл повестей под общим названием «Тревожное счастье». В этот цикл входят повести «Неповторимая весна», «Ночные зарницы», «Огонь и снег», «Поиски встречи» и «Мост». …Неповторимой, счастливой и радостной была предвоенная весна для фельдшера Саши Трояновой и студента Петра Шапетовича. Они стали мужем и женой. А потом Петро ушел в Красную Армию, а Саша с грудным ребенком вынуждена была остаться на оккупированной врагом территории.


Атланты и кариатиды

Иван Шамякин — один из наиболее читаемых белорусских писателей, и не только в республике, но и далеко за ее пределами. Каждое издание его произведений, молниеносно исчезающее из книжных магазинов, — практическое подтверждение этой, уже установившейся популярности. Шамякин привлекает аудиторию самого разного возраста, мироощущения, вкуса. Видимо, что-то есть в его творчестве, близкое и необходимое не отдельным личностям, или определенным общественным слоям: рабочим, интеллигенции и т. д., а человеческому множеству.


Торговка и поэт

«Торговка и поэт… Противоположные миры. Если бы не война, разрушившая границы между устойчивыми уровнями жизни, смешавшая все ее сферы, скорее всего, они, Ольга и Саша, никогда бы не встретились под одной крышей. Но в нарушении привычного течения жизни — логика войны.Повесть исследует еще не тронутые литературой жизненные слои. Заслуга И. Шамякина прежде всего в том, что на этот раз он выбрал в главные герои произведения о войне не просто обыкновенного, рядового человека, как делал раньше, а женщину из самых низших и духовно отсталых слоев населения…»(В.


Сердце на ладони

Роман-газета № 10(310) 1964 г.Роман-газета № 11(311) 1964 г.


Снежные зимы

… Видывал Антонюк организованные охоты, в которых загодя расписывался каждый выстрел — где, когда, с какого расстояния — и зверя чуть ли не привязывали. Потому подумал, что многие из тех охот, в организации которых и он иной раз участвовал, были, мягко говоря, бездарны по сравнению с этой. Там все было белыми нитками шито, и сами организаторы потом рассказывали об этом анекдоты. Об этой же охоте анекдотов, пожалуй, не расскажешь…


Рекомендуем почитать
Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма

Жанна Владимировна Гаузнер (1912—1962) — ленинградская писательница, автор романов и повестей «Париж — веселый город», «Вот мы и дома», «Я увижу Москву», «Мальчик и небо», «Конец фильма». Отличительная черта творчества Жанны Гаузнер — пристальное внимание к судьбам людей, к их горестям и радостям. В повести «Париж — веселый город», во многом автобиографической, писательница показала трагедию западного мира, одиночество и духовный кризис его художественной интеллигенции. В повести «Мальчик и небо» рассказана история испанского ребенка, который обрел в нашей стране новую родину и новую семью. «Конец фильма» — последняя работа Ж. Гаузнер, опубликованная уже после ее смерти.


Окна, открытые настежь

В повести «Окна, открытые настежь» (на украинском языке — «Свежий воздух для матери») живут и действуют наши современники, советские люди, рабочие большого завода и прежде всего молодежь. В этой повести, сюжет которой ограничен рамками одной семьи, семьи инженера-строителя, автор разрешает тему формирования и становления характера молодого человека нашего времени. С резкого расхождения во взглядах главы семьи с приемным сыном и начинается семейный конфликт, который в дальнейшем все яснее определяется как конфликт большого общественного звучания. Перед читателем проходит целый ряд активных строителей коммунистического будущего.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сожитель

Впервые — журн. «Новый мир», 1926, № 4, под названием «Московские ночи», с подзаголовком «Ночь первая». Видимо, «Московские ночи» задумывались как цикл рассказов, написанных от лица московского жителя Савельева. В «Обращении к читателю» сообщалось от его имени, что он собирается писать книгу об «осколках быта, врезавшихся в мое угрюмое сердце». Рассказ получил название «Сожитель» при включении в сб. «Древний путь» (М., «Круг», 1927), одновременно было снято «Обращение к читателю» и произведены небольшие исправления.


Подкидные дураки

Впервые — журн. «Новый мир», 1928, № 11. При жизни писателя включался в изд.: Недра, 11, и Гослитиздат. 1934–1936, 3. Печатается по тексту: Гослитиздат. 1934–1936, 3.


Бывалый человек

Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!