Шифр Шекспира - [14]
Сэр Генри сделал вдох и пригубил коньяк, затем крякнул от удовольствия.
— «Кларет — сладкая водичка для мальчиков, портвейн — напиток мужчин, но тот, кто решил стать героем, должен пить бренди». Слова Самюэля Джонсона, умный был сукин сын… Давай-ка еще разок взглянем на твою брошь.
Я вытащила шкатулку. Брошь притаилась там, посверкивая эмалевыми цветами в отсветах пламени.
— Непохоже на дорогу из желтого кирпича, верно? Как я могу с нее сойти, если не вижу границ?
Сэр Генри улыбнулся:
— Может, лучше сравнить ее с серебряными туфельками? Те не понесут, пока не наденешь. Вы позволите, мисс?
Как только он вынул брошь, из-под нее выпорхнула бумажка и, кружа, полетела к огню. Сэр Генри метнулся вперед и, перехватив листок, положил мне на ладонь. Это оказалась прямоугольная карточка из плотной кремовой бумаги, с выбитым снизу отверстием, над которым шли несколько строчек чернильным пером. С болью в сердце я узнала размашистый почерк Роз. Пока сэр Генри прикалывал брошь к моему лацкану, я прочитала:
«Поздравляю, шустрая Кэт, за то, что оставила нудное благочестие и решилась извлечь на свет истины, погребенные в недрах яковианского magnum opus[9], столь нами любимого. Верю, восторга публики тоже долго ждать не придется.
Красивые — красивой,
Р.».
— Яковианского? — вдруг переспросил сэр Генри.
— Так у нее сказано.
«Это от Якова», — подумала я. Яков Первый — так звали правителя Англии в годы Шекспировой зрелости. Все бы ничего, да пьеса, о которой Роз говорила — бесспорно, величайшее творение, — была не яковианской. Если речь действительно шла о «Гамлете», то писался он последней и грандиознейшей из елизаветинских пьес, в то время, когда престарелая королева-девственница стояла одной ногой в могиле, не желая объявлять наследников.
Большинству людей что елизаветинский, что яковианский Шекспир — все едино, никакой разницы, тогда как для Роз они отличались, словно небо и земля, мужчина и женщина, день и ночь. Она никогда бы не спутала их, как не спутала бы сестру с братом или руку с головой.
Сэр Генри принялся перебирать на память яковианские пьесы:
— «Макбет», «Отелло», «Буря», «Лир»… у нее были любимые?
— Если и были, мне она не сказала.
— Что ж, в конце концов Роз возвращается к «Гамлету», — размышлял вслух сэр Генри. — «Красивые — красивой». Слова Гертруды с которыми та бросала цветы на гроб Офелии. Отлично подходят к подарку.
— Здесь еще что-то написано, — сказала я, поднося листок к свету. Внизу как будто была приписка голубым карандашом — нечто вроде поэтического постскриптума с четырьмя стихотворными строчками, разделенными на пары:
Сэр Генри встрепенулся. Его лицо побелело, потом залилось краской.
— Все сходится, — сипло произнес он. — Яковианский magnum opus.
Я наморщила лоб, пытаясь вспомнить, где видела эти строчки.
— Они из Шекспира. Сомнений нет. Только откуда? Не из «Гамлета» точно.
Сэр Генри порывисто встал и прошел к высокому стеллажу позади бюста Шекспира.
— Конечно, не из «Гамлета», глупышка! — Он забормотал, пробегая пальцем по корешкам: — Три полки вниз… четвертая книга, кажется, на месте. Ага, вот она! — Сэр Генри вытащил тонкий томик в темно-коричневой коже, украшенной позолотой. Вернувшись к камину, он картинно вручил ее мне. На обложке заглавия не было. Положив карточку на столик между нами, я открыла титульный лист, разглаживая плотную вощеную бумагу цвета кофейного мороженого. На виньетке сверху были нарисованы херувимы, оседлавшие какие-то цветы, похожие на драконов.
Я прочла первые два слова:
— «Сонеты Шекспира».
— Я озаглавил бы ее «Автобиография в загадках», — заметил сэр Генри, — если бы кто спросил мое мнение.
Я перевела взгляд на титульный лист.
«Прежде не издавалась
Лондон
Т.Т. от Г. Элда
Права на продажу вверяются Уильяму Эспли
1609».
Я в потрясении оторвалась от страницы.
— Да ведь это первоиздание!
— Яковиаиское первоиздание, — поправил сэр Генри с лукавым блеском в глазах. — И, как многие скажут, magnum opus. Этакая мрачная притча: светлокудрый юный Друг, Смуглая Дама и Поэт. Поэтом, конечно же, был Шекспир, но кто такой Друг и как он попал в сети его темноволосой, жестокосердной госпожи — вот загадка. — Голос сэра Генри стих до шепота; казалось, весь дом обратился в слух, чтобы внимать ему. — Почему Поэт просил юношу завести детей — и почему тот отказывался? — Он тряхнул головой. — Сколько любви, ревности и упреков в этих сонетах — и чем глубже, тем звучней тема рока, мифической обреченности. А когда узнаешь, что все — правда, читаешь и не можешь оторваться.
В камине треснуло полено, развеяв наваждение.
— Не обошлось и без пафосной грусти по увядающей примадонне, — подытожил сэр Генри в приступе самоиронии. — Интересно, Роз тоже пыталась тебя приобщить к вечным ценностям?
Я чуть не поперхнулась коньяком.
— Чтобы я вышла замуж и наплодила таких же конопатых девчонок?
Сэр Генри подался вперед:
— Чтобы ты завела кого-нибудь и продлила себя, возродилась для вечной юности. Об этом-то и говорится в первой строфе — как победить время через собственных детей. — Он забрал у меня книгу и принялся перебирать страницы. — Где же… Вот: шестнадцатый сонет. Уже тоскливо, а прибавь второй стих — просто слезы вон. — Он зашелестел книгой и остановился, вглядываясь в другие строки и качая головой. — Что за человек мог настрочить «Ромео и Джульетту», избегая признаний в любви собственной даме? До того избегая, чтобы в защиту от какого-то соперника-льстеца сказать только «читай мои книги»?
В городе орудует серийный убийца, одержимый идеей, что выполняет благородную миссию. Он стремится к совершенству в своем деле, чтобы наконец достичь настоящего удовлетворения. Художнице Линде, которая долгое время не может найти место под солнцем, наконец улыбается удача: появляются заказы, молодой человек, к которому она давно неровно дышит, проявляет ответный интерес, а состоятельный мужчина, с которым она знакомится в баре, предлагает свою поддержку. И все бы ничего, но на деле надежды оказываются бумажными, одна за другой исчезая в пламени злого рока. Заказчица безвестно испаряется, а отец-следователь, обычно нейтральный к ее похождениям, практически запирает девушку дома, предостерегая о серьезной опасности.
Люси и Джейк – образцовые супруги. У них двое детей, уютный домик и налаженный семейный быт. Он строит карьеру. Она посвятила всю себя семье. Но тихую идиллию нарушает шокирующая весть. Джейк изменил Люси. Теперь уже ничто не будет как прежде… Боль от предательства. Разбитые надежды. Люси и Джейк решают остаться вместе, но с одним условием. Чтобы «уравнять» супругов и спасти брак, Люси трижды причинит боль Джейку… Любым способом, каким захочет.
Братья Перри, Холланд и Нильс, — тринадцатилетние близнецы. Они так близки, что почти читают мысли друг друга, но абсолютно противоположны по характерам: Холланд дерзкий и озорной настолько же, насколько Нильс добрый и заботливый. Семья Перри живет в буколическом местечке Новой Англии, где их предки обосновались несколько столетий назад. Этим летом многочисленный клан Перри собрался на фамильной ферме, чтобы оплакать смерть отца близнецов в результате несчастного случая. Миссис Перри до сих пор не оправилась от шока, вызванного кончиной ее мужа, и затворничает в своей комнате, не контролируя сыновей.
Кто бы мог подумать, что всего за одну ночь беззаботная жизнь Лизы может превратиться в клубок кошмаров и злоключений! И теперь лучший выход для нее – покончить с собой. Вот только самоубийство идет не по плану: вместо обыкновенной крови из вен девушки течет воск, способный заживлять любые раны на ее теле. Но дар ли это или проклятие? Сверхъестественная способность Лизы привлекает внимание алчного доктора Максима Архипова, грезящего Нобелевской премией. Да и постоянное вмешательство призраков в дела героини не облегчает ее положение. Одна надежда на самовлюбленного хирурга Вадима, готового разобраться с ее странным проклятьем, пусть даже она умудрилась впутать его в опасную историю и разрушить всё его размеренное существование.
Рузиль с детства мечтал стать успешным. И в одно прекрасное утро проснулся таковым. Рядом — красавица-жена Юлия, он знаменит на весь мир… Но проблема в том, что Рузиль ложился спать пятнадцатилетним юношей, а проснулся уже в зрелом возрасте. Причем он совершенно не помнил, что происходило в эти годы. Да и существовали ли они вообще?..
Подарок судьбы? Или происки злобных мистических сил? Игорь получил квартиру в наследство, но стоит ли она того, что бы в ней оставаться? Появившаяся в стене дальней комнаты железная дверь не дает покоя. Аномалия вызывает кошмары, невиданные прежде. Настолько реалистичные, что сложно доверять самой реальности. Шаг в новый мир или же призраки тусклого прошлого – не важно. Игорь осознает, что его жизнь теперь в руках чего-то мрачного и величественного. И он принимает вызов на бой за собственную душу. А вызов ли это?..