Шепоты старой усадьбы - [38]

— Аня, не надо, это ерунда. К тому же наш доблестный майор все равно все сожрал.

— Э! Я тебе отдам! — Теперь Смирнов полез за деньгами. — «Доширак» был наивкуснейший, так что я знаю, за что плачу. Вот в магазине не так. Там сначала купил, а потом, уже дома, пробуй.

Я же занималась сумкой, и Толя вернулся от двери, чтобы помочь.

— Не, это на выброс, — вынес он вердикт, изучив аксессуар. — Или вшить новую молнию, если сумка тебе дорога.

— Нет, совсем не дорога. Ни мне, ни по стоимости. Вернусь домой — выброшу.

— А здесь как будешь?

— А здесь похожу так. Подумаешь, не закрывается. Воров тут нет, а призракам на фиг мой кошелек и расческа не нужны.

Андрей задорно хмыкнул.

— Вы, бабы, вечно выбираете что-то красивенькое, а оно никогда долго не служит. Вот взгляни, у мальца какой рюкзак!

— Да, он, кстати, вместительный, — обрадовался Толя, что может похвастать любимой вещью, и даже вроде бы не заметил ненавистное слово «малец». Открыв, показал внутренности: — Видишь! Сколько полезных изобретений влезло! А еще и зонт!

Еле сдерживаясь, чтобы не хихикнуть, я ответила:

— Спасибо, конечно, но на мне такой рюкзак будет смотреться не комильфо. Я лучше куплю себе сумочку. Маленькую, дамскую и… — специально бросила взгляд на Андрея, — красивую!

— Необязательно покупать типа ранца как у меня. Бывают маленькие и женственные. Ладно, мне реально пора уже. Увидимся завтра.

Когда он ушел, я набросилась на Смирнова:

— Что ты за человек такой?

— А что?

— Еду схомячил, парня обидел, скепсис свой постоянно навязываешь всем, как религиозный фанатик.

— Э! Напротив. Это те, кто верит во всякое — фанатики. А я пытаюсь вернуть их… как это… на путь истинный.

— Яростно не верить во что-то и активно это неверие пропагандировать — это тоже своего рода религия, знаешь ли.

Выдав эту философскую сентенцию, я пошагала к окну, где на подоконнике стоял чайник, включила его на подогрев, а сама обратилась к прекрасному виду — в общем, делала все, чтобы показать: разговаривать с ним не хочу. Однако Андрей, как и любой мужчина, относящийся к породе нечувствительных, таких явных намеков не понимал и принялся что-то бубнить в ответ. Так как я усиленно пыталась отключаться, сделав его речь монотонным фоном, дескать, радио это, не могу сообщить, что он там говорил.

Если подземный тоннель существовал, и существовал в гордом одиночестве, то взрыв колокольни должен был его засыпать так основательно, что и входа не найдешь. Но если был и другой вход, как предположил автор? Копатели могли предусмотреть такую возможность и вырыть целый лабиринт. Опять же, если фашисты кинутся вдогонку, то линейный путь не даст преследуемым уйти. А вот путь с разветвлениями очень даже…

Щелчок чайника привел меня в чувство.

— Ну, не хочешь общаться, тогда я пошел. Я-то по наивности думал, что ты мальца на меня променяла, а ты, оказывается, от обоих решила избавиться. Что ж, решать тебе.

Вот тут уж я не стала сдерживаться и захохотала. Интересно, шутит он или в самом деле такой? Индюк. Ребенок и индюк — хорошая у меня компания.

Смирнов посмотрел на меня с недовольством, на секунду мне даже показалось, что я прочитала в его глазах: ага, над малышом не смеешься, сдерживаешься, чтобы его не обижать, а меня, значит, обижать можно — и продолжил свой путь к двери. Когда он исчез из поля зрения, я поняла, что мне надо проверить голову, причем не в местной поликлинике, а у хорошего специалиста, а то чудится всякое. То призраки, то обида со стороны мужчины, который не обычный мужчина, а кремень, и, стало быть, обижаться по природе своей не способен.

* * *

Потекли томительные минуты. В одиннадцать вечера позвонил Борис и поинтересовался, все ли мои гости ушли и может ли он запирать ворота. Я ответила утвердительно.

Я умылась, почистила зубы, погоревав об отсутствующем душе, послушала музыку и наконец улеглась спать.

И тут оно началось.

Сначала шаги. Осторожные. Прямо надо мной.

Я открыла глаза.

К шагам добавился стон. Я бы не сказала «нечеловеческий», как принято писать в таких случаях. Нет, стон походил на звуки, издаваемые больным человеком, только нечеткие, словно на большом расстоянии. Но весь ужас был именно в том, что я знала: там никого нет. Нет человека, который мог бы стонать. И от этого было еще страшнее, чем если бы стон был каким-то животным, а не человеческим. Животное могло заползти как-то, через какую-нибудь маленькую дыру в фундаменте, если это мелкий грызун типа белки. Или кошка. Только белки и кошки вроде бы не стонут. А вот человек… Человек-то стонет, только откуда ему взяться в пустом дворце?..

Половицы надо мной заскрипели. Снова стон. И будто какое-то тяжелое дыхание.

Но ведь призраки не дышат!

Я села. Это человек. И я выведу шутника на чистую воду.

Очень медленно, боясь, что раскладушка издаст шум, я поднялась. Постояла, прислушиваясь.

Ничего.

Я продолжала слушать, стоя посреди комнаты и закрыв глаза, чтобы ничего не отвлекало работу моих ушей.

За окном каркнула ворона. Тихо журчал фонтан. А наверху никаких звуков.

Я взяла телефон в качестве подсветки и двинулась по коридору в сторону лестницы. Шла осторожно, не желая спугнуть злоумышленника.