Я подошла к окну и уставилась на хмурую улицу. Небо было безрадостно серым, деревья почему-то казались грустными, а сама улица – пустынной. То есть там были люди, они сновали туда-сюда с туго набитыми сумками или мусорными мешками и глядели себе под ноги усталыми глазами, но все равно меня не покидало чувство одиночества и пустоты вокруг. Возможно, если бы вместо этих затюканных жизнью лиц я видела бы беззаботно играющих детей и слышала веселое пение птиц, что более соответствовало летнему утру выходного дня, понурое настроение меня бы покинуло. А так… Ничего не радовало. Даже то, что завтра мой день рождения. Раньше я любила веселиться, отмечать праздники, раздавать чуть хмельные улыбки сидящим со мной за одним столом и получать их, но сегодня я отчетливо поняла: ничего этого я не хочу. На то были причины: мой внезапно испортившийся вследствие непонятно каких внутренних гормональных перемен характер стал причиной ссоры с матерью, бабушкой, возлюбленным, лучшей подругой и парой других друзей. Короче, всеми, с кем я общалась по жизни. Оградив себя от своего обыденного окружения, я поняла, что отмечать праздник хочу только наедине с самой собой, в тишине, темноте и одиночестве, возле распахнутого во влажный сумрак вечера окна.
Я действительно его открыла, словно репетируя перед завтрашним днем, как это будет, и высунула нос наружу, но нечаянно движением локтя задела горшок, и бедный кактус полетел с третьего этажа вниз, прямо на крыльцо подъезда.
– Черт!
Выругавшись, я понеслась вон из квартиры, молясь, чтобы никто не додумался в секунду виртуозного полета колючего растения выйти из дома и умереть под ударом тяжелого керамического горшка, потому что сама выбежала из комнаты, даже не доглядев, чем увенчалось падение; слетела с лестницы и открыла дверь, машинально зажмурившись от возможной встречи с жертвой кактуса, но таковой не обнаружилось. Поблагодарив бога, я присела на корточки и стала собирать остатки горшка в руку, думая, а куда же деть сам кактус, который, по счастью, совсем не пострадал, как тут кто-то задел меня чем-то по нижней, оттопыренной части туловища.
Вспыхнув, я живо обернулась, желая наградить наглеца отборными словечками, но наткнулась на смущенно покрасневшего дядечку лет пятидесяти, хиленького, лохматого, обросшего щетиной и узенькой бородкой, наполовину седого, и поняла, что мужичок просто пытался подобраться к двери, но не рассчитал свои габариты, о которых, вероятно, подумал, что они еще меньше, чем были на самом деле, и задел меня ногой, чего теперь чрезмерно стыдился.
– Простите, ради бога! – кинулся он извиняться. – Это не то, что вы подумали!
– Я ничего и не подумала, – мило улыбнувшись, соврала я, отодвинувшись от двери, чтобы дядя мог наконец проникнуть в подъезд.
– Вам нужна помощь? – учтиво предложил он.
– Нет, спасибо, – моментально ответила я. Может быть, помощь мне бы и не помешала, но, во-первых, я и мужчина были незнакомы, стало быть, он сказал это из вежливости, во-вторых, подобным образом я отвечаю на все проявления заботы не задумываясь, в этом суть моего характера, я привыкла полагаться только на себя, и когда мне начинают давать советы либо помогать, принимаю это почти за оскорбление. То есть получается, люди считают, что без них я справлюсь с поставленной задачей хуже или вообще не справлюсь, а это ущемляет мое достоинство. Конечно, нельзя быть такой гордой, но ничего с собой поделать не могу.
Мужчина скрылся в подъезде, я же стала бороться с болью, причиняемой колючками моим ладоням, зная, что растение нельзя оставлять здесь. Расколотый горшок десятком секунд ранее я спровадила в рядом расположенную урну.
Наконец, кое-как кожа приноровилась к кактусу, и мы с ним вдвоем отправились домой. Уже поднимаясь по лестнице, я сообразила, насколько неосмотрительно с моей стороны было бросать квартиру открытой. Ну ладно, я отсутствовала очень недолго, а из посторонних вошел только один человек, да и то, может, он живет здесь, я же не всех жильцов знаю, в самом деле. Короче, паника меня отпустила, но, открыв дверь в свою квартиру, я вдруг обнаружила гостя.
…В прихожей поджидал меня недавний бородатый мужичок, он выглядел совершенно растерянным. Кактус из моих рук повторно выпал.
– По какому праву?!.. – возмущение не дало мне договорить фразу до конца.
– Только не подумайте чего! – забубнил напуганный вспышкой моего гнева незваный гость и замахал руками. – Я звонил, никто не подошел, смотрю – дверь приоткрыта, испугался, мало ли чего приключилось с хозяевами?
– Понятно, – уткнула я руки в боки, не собираясь менять гнев на милость. – Так вы к кому пришли и зачем?
– Вы Екатерина Михайловна? – робко спросил меня дядя, и мне показалось, что в случае положительного ответа он разрыдается, до того напряженным был его взгляд, а подбородок начал мелко трястись.
Почему-то мне вдруг стало жалко этого человека.
– Да, я, – ответила уже спокойнее и произнесла с намеком на любопытство: – А вы кто?
– А я… – Одинокая слеза и впрямь покатилась по его лицу. – Я… Катенька… Я отец твой.
Это был удар. Удар такой силы, что, клянусь, подними я к тому моменту несчастный кактус, сто процентов выронила бы его снова.
