Мертвые тоже скачут - [4]

Невзирая на нашу ссору, она ответила вполне доброжелательно:

– Да, Кать.

– Мам, тут это… Короче… ЧП.

– Само собой. Если ты первая соблаговолила мне позвонить, здесь явно без ЧП не обошлось. – Мать была совершенно права. Почему-то после ссоры первая я никогда не подхожу, даже зная свою вину. Ужасный характер, пора его менять на фиг. – Так что там?

– Там… Там… – я долго не могла проговорить это. – Отец пришел.

– Кто? – решила она, что ослышалась.

– Отец, – терпеливо повторила я.

– Чей отец?

– Мам, ну как это чей? Мой, естественно!

– Боже! – произнесла мама и, по-моему, лишилась сознания.

– Мам! Все в порядке?

– Что, он так и сказал? Отец? Так и представился?

– Да, да!

– Вот жизнь… Ну и как этот козел поживает?

– Мам, козлу нужны драгоценности, что оставил нам дед.

– Ни фига себе! Какой на хрен камень? Камень уже положили, теперь надо асфальтировать!

– Чего? – несказанно удивилась я.

– Я не тебе, мы тут дорогу прокладываем. Вот что, пошли ты его к черту. Столько лет они ему были не нужны, а теперь нате положите! – Я объяснила причины возникновения у отца желания завладеть несметным богатством немедленно. – Так, он снова за старое! Когда я выходила за него замуж, он перестал играть, я думала, что отучила его от этой гадости! Может, он еще и пьет?

– Мама, я не знаю, пьет ли он, но я знаю, что через пару минут у меня закончатся деньги на телефоне. Давай ближе к делу. Отдаем ли мы ему ценности, и если да, то где это добро припрятано.

– Послушай, Кать, после смерти деда мы нашли только часть. Серьги и перстень. Они сейчас хранятся в ячейке на вокзале. Запомни, ячейка номер сто восемьдесят девять, код шесть-шесть-шесть-ноль-ноль-ноль-шесть-шесть-шесть.

– Какой дурацкий код, – не удержалась я от высказывания.

– Спасибо, я сама придумала. Отдай ему то, что там есть, думаю, любой долг это покроет. Пока.

– Пока.

Появившись в кухне, я увидела весьма занимательную картину: папаша робко мыл чашки в раковине мыльной губкой. Обернувшись через плечо, спросил:

– Ну как там Ирочка?

– Велела послать тебя к черту, – громко выдала я и, пронаблюдав эффект – Михаил Геннадьевич опустил нос, предвкушая поражение, добавила: – Но после того, как отдам тебе цацки.

Отец обрадовался, на небритых щеках появился легкий румянец.

– Спасибо, дочка.

Он начал от нечего делать потирать озябшие худенькие ручонки, я, глядя на сей процесс, вспомнила мамины слова и выдала невпопад:

– Ты случайно не алкоголик?

Он вздрогнул.

– Нет, что ты. – Посмотрел на свои ладони. – Просто холодно здесь, вот они и дрожат.

Да, чего это я? На улице прохладно, а окно в комнате так и осталось открытым нараспашку. У меня у самой на ногах появилась гусиная кожа. Надо его закрыть.

– Ладно, жди меня здесь. Я сейчас соберусь, и мы поедем забирать драгоценности.

– Ага.

Сейчас растянулось на два часа. Это все женщины так долго собираются, или я одна такая? Почему-то колготки все время рвутся в момент их натягивания, с запасными происходит то же самое, а других запасных, начиная спешить, в панике уже не можешь отыскать. Любимую юбку приходится менять на джинсы или брюки, но оказывается, что приготовленная кофточка с ними не смотрится, а остальное мятое и нужно гладить. А что не мятое, то не подходит к тем туфлям, которые подходят к джинсам и брюкам. А вот с юбкой и кофточка отлично смотрится, и босоножки уж очень к ней идут, да вот беда – третьей пары колготок что-то нигде не видно. И вот приблизительно по этому же сценарию происходят все мои каждодневные сборы.

В итоге я напялила-таки джинсы и зеленую блузу в полоску, наплевав на то, что верх с низом не составлял гармонии. Ничего, туфли на шпильке положение исправят.

Дальше я начала краситься. Все, как положено: тональный крем цвета загара, черная подводка для глаз, темно-серые тени, тушь, блеск для губ… а где же он, блеск… а, вот он… но он не подходит к этим теням… а где у меня другой блеск, тот, что посветлее и порозовее?..

Отец смиренно ждал меня, сидя на краешке дивана, и ни разу не прокомментировал мои длительные сборы.

Потом я принялась пальцами распутывать свои вьющиеся от природы длинные темно-каштановые волосы. Можно, конечно, попытаться расчесать их крупнозубчатой расческой, но для этого их еще нужно намочить.

Наконец, я была готова.

– Ну что, поехали?

Михаил Геннадьевич смущенно кивнул, порозовев от удовольствия (пытка ожиданием закончилась, приблизив его тем самым на целый шаг к обретению заветных драгоценностей), и мы вышли из дома. Дождавшись автобуса, – кстати, их я терпеть не могу (особенно битком забитые, как сейчас), – поехали на вокзал, где и находились камеры хранения.

Выйдя из автобуса, направились к нужному зданию. По пути я посчитала своим долгом предупредить папаню:

– Ты поосторожнее с ними обратно уезжай. Здесь полным-полно всяких воришек, они наблюдают за вещами, которые граждане достают из ячеек, и следуют за ними до первого темного переулка.

Отец посерьезнел, подумал и ответил:

– Я тогда на такси обратно поеду.

– Правильно, – обрадовалась я его решению. Все-таки пусть лучше драгоценности принесут хоть такую малую пользу, как спасение жизни Михаила Геннадьевича, чем их захапает какой-нибудь ловкий прохиндей грабитель, который впоследствии решит, что это подделка, и сбагрит их за сто рублей, а то и вовсе преподнесет своей второсортной даме – «мамзельке» – на день Святого Валентина.