В доме включены практически все бра. Это забавно. Отец ушёл на ночную, а это значит, что Стайлз сегодня ночует со свихнувшимся от активной работы электросчётчиком. Как будто кто-то здесь боится темноты.
Как будто в темноте живёт кто-то, кто может забрать Стайлза за собой раньше времени.
В кабинете отца темно.
На столе раскиданы бумажки, фотографии, отчёты, дела, папки и изломанные карандаши. Стайлз проходит мимо этого маленького коповского мира и направляется к окну, размышляя о том, что у каждого сегодня есть свой мир. Наверное, это прекрасно.
Он отодвигает штору и смотрит на сейф - совсем небольшой. В нём лежат - Стайлз помнит - деньги, важные бумажки и отцовский пистолет.
“
Знаешь, что самое страшное во всём этом? Ничего”
Голос Питера практически звенит в сознании, и Стайлзу действительно кажется, что ничего. Ничего страшного. Смерть - это свет. Пуля - дура.
Он выставляет нужные цифры на замке, пока старший Хейл продолжает говорить своим насмешливым голосом что-то о хвостах и об укусах за задницу. О хватке. У Стайлза не осталось хватки. Он не держится. Он ждёт.
Код замка прежний - наверное, какая-то часть сознания всё же до писка надеялась, что сейф не откроется - его год рождения и семнадцать. Отец любил цифру семнадцать, потому что в этом возрасте он познакомился со своей будущей женой. Стайлз открывает тяжёлую дверцу и вдруг думает о том, готов ли он встретиться с матерью.
Что он скажет ей?
Что он подвёл всех на свете?
Что завалил химию, несмотря на то, что всегда знал её неплохо?
Что он перестал читать её любимые книги и теперь бегает с волками, как мальчик из леса?
Нет, лучше он будет рассказывать ей о том, что был нападающим в школьной команде. Что он понял дружбу. Настоящую, искреннюю. Что он понял предательство. Что он способен практически крышей двинуться от беспокойства за своих близких - ведь это хорошо?
Этим стоит гордиться?
Его тошнит.
Он протягивает руку и берёт тяжёлый пистолет, который блестит в свете неполной луны. Холодный, почти ледяной. Он заряжен - Стайлз и это тоже помнит, - отец говорил ему. Когда строго-настрого запрещал лазить в сейф у окна.
Он думает, что расскажет матери о Лидии. О том, что она уехала в Лос-Анджелес. О том, как он хочет, чтобы она была счастлива. Он думает, что расскажет о том, что, кажется, запал на Дерека.
Взвешивая пистолет в ладони, он думает: “Интересно, а каково было бы выстрелить прямо в долбаную опухоль?”. В свою глупую смерть, которая разрастается, убивает, даже сейчас, в эту самую минуту. Приставить дуло - куда-то себе за ухо - и нажать на курок. Вышибить себе мозги.
“
Пуля многое меняет”
Пуля убивает, Питер.
Стайлз на миг прикрывает глаза. Набирает воздух в лёгкие, поднимает руку. Медленно считает про себя, чувствует, как сворачиваются в бумажные снежки внутренности от прикосновения холодного дула к волосам. Он ведь может выстрелить. Может, правда? Потому что пистолет уже утыкается в его голову, а тугой курок под пальцем.
Это даже не соревнования на “слабо”. Это не проверка яиц на прочность.
Нет. Так нельзя. Он не может поступить так с отцом. Со Скоттом. С… Дереком? Наверное. Или… он просто трус.
Лучше он будет думать о том, что струсил, чем о том, что хочет ещё и ещё смотреть, как молчит рядом с ним Дерек. Ещё и ещё. Как он выдыхает дым в воздух и иногда - очень редко - смотрит на Стайлза. Взгляд этот прочесть невозможно, но от него какие-то горячие иголки колют в позвонке. Приятно.
Он не знает, имеет ли право на это, но ему хочется думать, что да. Имеет.
Господи, от всей этой дешёвой драмы блевать хочется ещё сильнее. Стайлз швыряет пистолет обратно в сейф и клянётся, что через месяцок, если не поедет мозгами, не сдохнет, не изойдёт концентратом жалости к себе - сядет писать мемуары.
Только вот кому это нужно - непонятно.
По пути в комнату он раздражённо холопает ладонью по выключателям, погружая дом в темноту. Тетрадь всё ещё лежит на столе.
Стилински тяжело падает на стул и берёт в руку синий маркер. Как забавно, должно быть, было бы перечитать все свои записи от начала и до конца. Он подкатывает рукав и пишет, как-то слишком отрывисто и нетвёрдо:
“Не смог нажать на курок. Буду думать, что пытался, но его заклинило. Судьба, вроде как.
13.09.13”
Смотрит на запись пару секунд. Постукивает маркером по столу, а затем закрывает тетрадь и пишет на обложке крупными, печатными буквами одно-единственное слово. Пишет, а ему кажется, что оно отпечатывается на внутренней стороне сетчатки.
“Шелуха”.
Так бы он назвал последнюю главу своей Самой Скучной На Свете книги. Книги, наполненной глупыми поступками, необдуманными решениями и дёрганной импровизацией. Да. Он назвал бы её именно так.
Потому что Питер Хейл снова оказывается отвратительно прав.
Глава 7.
***
“Сегодня ночью я проснулся от того, что услышал громкую музыку. Она гремела на весь дом, а утром отец сказал, что ничего не слышал. Если это была галлюцинация, то я даже благодарен. Не люблю такую темноту. Я в ней начинаю ждать.
20.09.13”
Нет смысла обижаться на Дерека за то, что они практически не виделись столько грёбаных дней. Просто - нет смысла. Пусть даже Стайлзу и обидно так, что хочется разныться.
