Шёлковые тени Паутины - [20]
– Я подумала… надо бы… котёнка завести.
Обе дочери одновременно повернулись в мою сторону… Переглянулись… Снова посмотрели на меня… Молчание затянулось… Наконец Василина произнесла:
– Мам… Всё-таки я вызову врача.
И снова потянулась за телефоном. Варя остановила её и села рядом.
– Мамуль… ты… как бы это помягче сказать… люто ненавидишь кошек…
– А ещё я не умею вышивать крестиком.
Моя распухшая губа не давала мне улыбнуться. Я обняла одновременно обеих дочерей.
– С котёнком всё будет хорошо. Я обещаю.
***
Идти больше некуда. Серая пустошь исчезла… Растворилась… Под лапами стелилась шёлковая травка, выпуская тонкие стебельки непонятной формы цветочков. Как искорки, яркие до рези в глазах, со сладким ароматом надежды, с ласковым шелестом быстрого роста. Паук опустил на траву ещё не пришедшую в себя женщину. Ему нужно привести себя в порядок, чтобы не напугать Ульяну своим видом, когда она очнётся. Глубокие опалённые борозды кожи под выжженной её слезами шерстью рассекали его спину и голову. Это были не простые слёзы. Это были сгустки Равнодушия, Злобы, Зависти, Жестокости и прочих отрицательных человеческих качеств. Нет, их невозможно вырвать без следа и без остатка, они являются частью человеческой личности, частью души. И они всегда будут занимать своё место. Но теперь их место в душе Ульяны стало незначительным.
Пауку не было больно. Он – всего лишь средоточие реликтовой энергии Мироздания, пусть и воплощённое женщиной в материальное существо. Она могла сделать его соболем… или снежным барсом… или драконом… Могла сделать его маленьким, как земной комар, или великаном, как гора…
Ульяна приходила в себя. Паук, будто заменяя пиксели на компьютерном изображении, быстро восстанавливал свои раны. Севшая на траве Ульяна не могла видеть, как последние сантиметры истерзанной паучьей шерсти выровнялись.
Грань между снами и земной реальностью расползалась, два мира уже нашли общие точки. Осталось сделать последний шаг…Сегодня… Сейчас…
***
Благодаря девчонкам, стол во дворе ломился от еды. Два ведра маринованного для шашлыков мяса охранялись мастиффом. Или он просто ждал удобного случая сожрать его. Мальчишкам наполнили надувной бассейн. Инга объявила день лени и качала по очереди малышей, заодно присматривая за хитрым псом. Я уже совсем пришла в себя и, собрав в чемоданы подарки для мальчишек, всё-таки записала сны.
Я изменилась. Я поняла, что жила неваляшкой, уворачивающейся от неудобных моментов жизни. Что моя неодинаковость не являлась моим кредо. Это была всего лишь удобная лазейка, которой я оправдывала свою несостоятельность в карьере и личной жизни. И с лёгкой готовностью отбрасывала её, как только она становилась неудобной. Как тогда… Когда однажды пронзительный звонок разрывал тишину раннего утра, пока я не открыла дверь…
…На пороге стоял полицейский. Меня приглашали быть понятой. Этажом ниже, у той девушки, что всегда прятала синяки под огромными тёмными очками, что-то случилось. Накануне мы вместе поднимались в лифте. Её четырехлетняя дочка пряталась от меня за маму, высунув только курносый носик. И смотрела на меня недетским взглядом. Её мама, молодая женщина, невысокая и худенькая, как подросток, неуверенно, постоянно извиняясь, попросила взять к себе девочку на ночь. Её алкоголик муж собирался отмечать день рождения, придут его собутыльники. Она переживала за дочь… Я отказалась… Я ждала в гости любовника. Он и теперь еще дрых в комнате. А я, взяв паспорт, спустилась с полицейским этажом ниже…
Избитая женщина в разорванном халате сидела на полу и держала на руках дочку. Вся в крови с глубокими порезами на руках, она молча качала свою дочь. Девочка была мертва. В комнате в луже липкой крови лежал с ножом в горле её муж. Дальше ещё два трупа. У одного проломлен череп, видимо сковородой, что валялась рядом среди остатков жареной картошки. Другой, с осколками стекла в лице, сидел за столом, как будто уснул, уткнувшись в острые края разбитой бутылки. Женщина молчала. Рядом в крови валялся сотовый, с которого она вызвала полицию. Испугавшись, что её любимую дочку, единственную её радость, отдадут в детдом, она… задушила её… Поняв, что натворила, она схватила ребенка и целовала его, и качала, и баюкала…
Позже не без труда я узнала, что муж продавал дружкам за выпивку свою жену. Она детдомовская и эта однушка принадлежала ей, а мужик присосался к ней из-за квартиры, как пиявка. В тот день женщины им оказалось мало… Или мало оказалось водки алкоголику-папаше… Он продал дочь… Видимо, в тот момент женщина сошла с ума. Она не ждала больше ни от кого помощи… Решилась попросить её у меня, а я… И она справилась, как смогла…
Я недолго корила себя за то, что не забрала девчушку в тот вечер к себе. Я вообще всегда избегала эту женщину, хоть и знала, что в её семье всё неблагополучно. Но ведь не принято лезть в чужую жизнь, вмешиваться в чужие семьи. Это так удобно… Ни к чему не обязывает… Не обязывает быть человеком… Не обязывает сопереживать… Не доставляет хлопот… А потом я совсем выбросила из головы этот случай. Ну чего не бывает… Такая у них судьба…
Кто чем богат, тот тем и делится. И Ульяна, отправившись на поезде по маршруту Красноярск – Адлер, прочувствовала на себе правдивость этой истины. Всё дело – в яблоках. Присоединяйтесь, на всех хватит!
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
Говорят, что самые заветные желания обязательно сбываются. В это очень хотелось верить молодой художнице… Да только вдруг навалились проблемы. Тут тебе и ссора с другом, и никаких идей, куда девать подобранного на улице мальчишку. А тут еще новая картина «шалит». И теперь неизвестно, чего же хотеть?
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.