Шёлковые тени Паутины - [19]
Скелеты из моих шкафов сыпались и сыпались, и не было им счёта. Моё сердце кроваво пульсировало в голове, слёзы крутым кипятком стекали по коленям… Я больше не могла это видеть. Я закрывала глаза… Я закрывала глаза руками… Но как можно закрыть глаза своей совести? Своей памяти?.. И это всё видит Паша?! Изнурённая, словно вечность прохожу чистилище, я упала на спину паука не в силах больше выносить эту боль… боль осознания своей никчемности… своей подлости… своей наглости… своему бездушию… Всё, что было сделано за всю мою жизнь, я видела сразу… Я проживала всё ещё раз… Я казнила себя тысячи раз… и за всё, что не сделала, и это было еще хуже…
Паша! Как ты меня выносишь?!
***
Жесточайшая мигрень, разбудившая меня, не отпускает весь день. Завтра мои дочки разъезжаются по домам, а я не могу оторваться от подушки. Ещё и постоянно прошу смочить полотенце в холодной воде. Варя с Василиной крутятся на кухне, готовят к вечернему застолью. Сон не выходит из головы. Записывать его совершенно не хочется. Это просто ад какой-то. Но пережитое во сне, сжав сердце в кулак, всё ещё остро вонзается в мысли.
Перестав себя жалеть и охать, я иду помогать дочерям. Но, как говорится, дорога ложка к обеду. А не когда уже всё сделано. Решив не обращать внимание на мучительную боль… Нет. Не головную… Так болеть может только совесть… И вина… Перед всеми… Смирившись с ней, я иду к внукам… Самым любимым человечкам на свете… Я проведу с ними весь день… Я выполню и всегда буду выполнять все их маленькие просьбы… Я буду просить у них прощение за всё, всё, всё… и за всех… Если их чистые детские великие души меня простят, они меня спасут…
***
Время, как вязкий клей, тянулось за мной шлейфом бесконечных образов прожитой жизни, хватало меня обжигающими щупальцами совершённых ошибок. Все сорок три с небольшим года проживались мной во всех возможных вариациях. Я видела последствия каждого… КАЖДОГО! принятого решения, брошенного взгляда, сказанного слова, совершённого поступка…
Паук медленно… маленькими шагами… не сходя с места… нёс свою бесценную ношу… обессилившую от обрушивших на неё переживаний… глубоко внутри себя переоценивающую свое «Я»… Он переживал всё вместе с ней, разделяя её нестерпимую… нечеловеческую боль… Её слёзы звёздным дождем лились из всех его двадцати семи глаз, обжигая и оставляя глубокие выгоревшие русла на его шерсти… Её кровоточащее сердце он удерживал он взрыва, нежно и незаметно держа его в своих ментальных лапах, помогая ему биться… Он мог абсолютно всё… но не мог облегчить её страдания… Это была её ноша… Её последнее испытание… Она пройдет его… Она сможет… А он будет бережно нести её вперед… по серой пустоши… по её совести….
Пока она не сожмёт волю в кулак и не выбросит…
…Тогда серая пустошь пропадёт… уродливый лес расцветёт… и обновлённой душе откроется то, что Древнейшее существо, плетущее Паутину, до поры скрывало на Сантерии…
***
– Мама, мама! Что с тобой?! Мама!
Я прихожу в себя на полу в холле. Моя голова раскалывается на миллион острых осколков.
– Что случилось? – Я не узнаю свой слабый хриплый голос.
– Ты пришла и упала. Ты напугала нас! Зачем ты встала? – Варя пытается напоить меня из стакана.
– Я вызову скорую. – Василина решительно достает из кармана айфон.
– Не надо… Сейчас всё пройдет. – Я пытаюсь сесть на полу. – Помогите встать.
Дочери поднимают меня. Ноги как не мои. Я их не чувствую. Смотрю на них. Они есть. Но сдвинуться не могу. Осколки головы тянутся друг к другу, стремясь занять своё место… Только бы не так быстро… От их движения в мозг вонзаются острые горящие шпильки… Дочери, не понимая, почему я рассматриваю свои ноги, тоже смотрят на них.
– Мама, ты не можешь идти? – Дочкам тяжело держать мой вес.
– Сейчас всё будет хорошо… я постою минутку…
Жестокие кровожадные пчёлы мурашками… нет… мурашки… злобными пчёлами… не важно… снуют в моих ногах, разгоняя кровь. Сжав челюсти и прокусив губу, я делаю шаг… пчёлы разлетаются врассыпную… второй… их осталось мало… третий… потревоженный рой покидает мои мышцы.
Испуганные непонятным происшествием дочки помогают спуститься с лестницы. Осколки мозга встали на свои места… Осталось зашпаклевать трещины. Кракелюровый мозг – это не айс. Очень хочется воды. Напилась чего-то солёного. Варя ветерком нырнула на кухню и несёт мне чистое полотенце. Вытирает мне лицо. Полотенце в крови… И вдруг я начинаю чувствовать боль. От прокушенной губы. Боже… Какая же я сейчас, наверное, красавица. Я криво улыбнулась собственным мыслям.
Я смотрела вокруг, совершенно не понимая, что произошло… Нет, не почему я упала… Я видела всё совсем по другому… Как будто кто-то изнутри протер грязные разводы с моих глаз. Что-то похожее происходило и с мозгами. Было ощущение, что разлетевшиеся осколки взорвавшегося черепа перестали удерживать внутреннюю грязь, и она разлетелась и растворилась. В голове не было больше боли. Не было больше вонючей слизистой грязи. Мозг был чист, ощущения обострены, в голове и теле появилась странная лёгкость. Со мной что-то происходило. Будто умелый мастер натянул струны и настроил моё тело… или, может, душу?.. Смачно же я приложилась.
Кто чем богат, тот тем и делится. И Ульяна, отправившись на поезде по маршруту Красноярск – Адлер, прочувствовала на себе правдивость этой истины. Всё дело – в яблоках. Присоединяйтесь, на всех хватит!
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
Говорят, что самые заветные желания обязательно сбываются. В это очень хотелось верить молодой художнице… Да только вдруг навалились проблемы. Тут тебе и ссора с другом, и никаких идей, куда девать подобранного на улице мальчишку. А тут еще новая картина «шалит». И теперь неизвестно, чего же хотеть?
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.