Шаг к убийству - [18]

— Давайте "веревку, — закричал кто-то.

Снаружи во дворе пьяный толстяк из багажного отделения подхватил:

— Давайте; веревку! Давайте веревку! Сейчас линчуем этого грязного ублюдка!

Феррон посмотрел на шерифа. Тот был явно напуган, конечно, сейчас старику хотелось находиться совсем в другом месте, где угодно, только не здесь.

— Постойте, ребята, — произнес он не слишком убедительно. — Ведь нет доказательств, что этот человек убил Мэтта. Единственное, что мы действительно знаем, старик мертв.

— Но он же умер не от сердечного приступа.

В комнату набилось еще больше людей. Джо Бемис — арендатор, который первым прибыл сюда, запальчиво сказал:

— В газете на этой неделе правильно написано; что все эти — выступающие в аттракционах — грязный сброд. Они скоры и на драку и на убийство. У них нет никакого уважения к закону и к порядочным людям. Я первый приехал. Как Минни услыхала разговор Марвы с Сарой по коллективной линии, так я схватил ружье и сразу сюда. Вошел в дом, смотрю: оба такие смиренные, но я-то сразу понял: они тут наделали дел. Посмотрите на Феррона, весь перепачкан и что-то красное на нем, ну не вишневый же это пирог.

— Он убил: точно, — сказал другой человек.

— Разбил голову Мэтту его собственной тростью.

— Чтобы ублажить Марву. Она просто не могла и подумать, чтобы все эти деньги, о которых сказано в завещании, уплыли от нее.

На дворе Келси продолжал орать:

— Давайте веревку! Давайте веревку! Давайте веревку!

Шериф Филлмор снова сделал попытку уговорить людей:

— Послушайте, ребята…

Феррон почувствовал, как Марва дрожит в его руках. Он посмотрел поверх ее головы на шерифа Филлмора, затем на его помощника. Тэйер только улыбался.

— Боишься, парень? — спросил он.

— Да, — признался Феррон, — боюсь. Вы бы лучше остановили их, пока они совсем не вышли из-под контроля.

— Ты признаешься, что убил старика?

— Нет.

— Ты даже не видел его?

— Нет.

— Ты всего лишь привез Марву домой?

— Совершенно верно.

— И даже не поднимался наверх в ее комнату?

— Нет.

Тэйер полез в свой задний карман и вытащил комок шёлковой ткани.

— Тогда скажи мне, почему я нашел ее трусы и бюстгальтер — на полу спальни вместе с чулками, юбкой и блузкой? Быстренько раздел!

— Осторожнее выражайся, Хи, — потребовал старый Оппенхайм. — Не забывай, здесь присутствует Ханна.

Рыжая девушка смотрела на лоскутки шелка, которыми размахивал Тэйер.'

— Конечно, — протянула она. — Это можно и вообще не носить.

Марва подняла голову с груди Феррона. Ее сухие глаза горели огнем. Они, казалось, на десять лет старше, чем ее лицо.

— Не суйся в это дело, Ханна. Что я ношу или не ношу из нижнего белья — никого не касается, это мое дело. А вы все — шайка грязных мужланов из маленького городка. Кто из вас бросил в меня помидор днем? Поэтому пришлось подняться наверх и сменить платье. Заодно я наскоро обтерлась губкой. И Эд вовсе не убивал дядю Мэтта. Мы рассказали все, как было. — Она обвела глазами сумрачные лица окружавших людей. — Весь этот разговор о линчевании — сущее безумие. Расходитесь по домам и займитесь своими делами. Здесь в толпе нет ни одного смелого человека, все ждете команды мистера Оппенхайма. Я уверена, мистер Оппенхайм не захочет, чтобы коллеги — банкиры в Новом Орлеане и Батон-Руж узнали о его участии в суде Линча. По закону линчевание — это убийство. И говоря «закон» — я не имею в виду шерифа Филлмора или Хи Тэйера. Филлмор — беспомощный старик, живущий прошлым. А Хи возненавидел меня с тех пор, как я отказалась пойти с ним в кусты во время пикника Американского легиона, где я между прочим пела бесплатно.

Это была другая Марва, не беспомощная и слабая, а сильная и способная постоять за себя. Такая она еще больше нравилась Феррону. Люди в комнате перестали шуметь и молча смотрели на нее.

Марва продолжала:

— Я предложила бы шерифу Филлмору и Хи начать поиски человека, который убил дядю Мэтта и стрелял в меня и Эда. Ведь мы видели ястребов еще с железнодорожной платформы. Значит, дядя Мэтт был уже мертв, по крайней мере, за два часа до нашего сюда приезда.

Марва попросила у Эда сигарету. Он ощупал пустой карман рубашки и развел руками.

Тэйер предложил ей свои.

— Нет уж, — сказала Марва. — Ничего от тебя не нужно, включая тебя самого, даже если бы ты был единственным мужчиной на земле. — Она вглядывалась в лица людей в комнате. — А теперь, пока вы не сошли с ума, объясните же мне кое-что. — Марва выбрала круглолицего человека, который делал заметки на конверте. — Вот вы, мистер Робертс.

— Что объяснить? — спросил Робертс.

— Почему все здесь накинулись на меня? Почему Хи говорил обо мне так? Почему девушку, поющую в вечернем клубе, автоматически считают девицей легкого поведения?..

Издатель газеты «Бэй-Байу Пикайун» прочистил горло. И поскольку он не сразу начал, Марва добавила:

— А может, все это из-за сплетен четырехлетней давности. — Она посмотрела на молодого Оппенхайма. — Кто-то распространил тогда грязный слух о том, что я беременна от Джила, так это вранье. Я его даже близко не подпустила, хотя я не знаю, что наплел сам Джил. — Она переключила свое внимание на старого Оппенхайма. — Но его отец поверил слухам, всячески поносил меня повсюду. Тогда я решила использовать это и взяла с него деньги, чтобы уехать отсюда. А теперь я думаю, что лучше бы мне вообще не возвращаться. — Она вновь посмотрела на круглолицего человека. — Итак, мистер Робертс, я задала вам вопрос и жду ответа.