Сезон охоты - [25]

Попробовал приподняться. Нормально. Сел, спустил ноги на пол. Чувствую себя вполне сносно, могу идти хоть сейчас. Только в таком виде вряд ли я далеко уйду. Но другого выхода у меня нет. Если действовать, то немедленно. Я резко выдернул иглу из вены, согнул руку в локте, крепко зажав кровоточащий сосуд. Встал. Меня слегка заштормило.

— Зря вы это сделали, — услышал я строгий голос от двери.

Я повернул голову на голос. Мужчина в халате, лет пятидесяти, седой, небольшого роста, с цепким пронзительным взглядом грозно смотрел на меня.

— Зря, говорю, вы это сделали, Рукавицын.

— Вы врач? — спросил я.

— Врач. Семёнов моя фамилия, Игорь Юрьевич.

— Послушайте, Игорь Юрьевич, — горячо заговорил я, неожиданно почувствовав, что в этом строгом человеке могу найти союзника, — мне нужно срочно уехать отсюда.

— Уедете. Отсюда все когда-нибудь уезжают, кто обратно, на этот свет, а кто на тот — кому как повезёт. Вы поедете на этот.

— Нет, вы не поняли! Мне нужно уехать сейчас, сию минуту.

Он покачал головой.

— Исключено. Ничего серьёзного с вами, согласен, не произошло, однако слегка подлатать мы вас обязаны. Дня три вы здесь пробудете. А вообще, вам крупно повезло, Рукавицын. И пули вас не берут, и взрыв вас почти не коснулся. Отделались только ссадиной на голове да рваной раной на плече. Ну и сотрясение, конечно. В целом же угрозы для жизни нет.

Угрозы для жизни нет… Тут он пальцем в небо попал. Уж что-что, а жизнь моя висит на волоске, находится под реальной угрозой, моя и моего сына.

— Игорь Юрьевич, я не о своей жизни пекусь, я о сыне. Он в опасности, и помочь ему могу только я. Поймите же вы наконец! Его убьют, если я вовремя не сделаю то, что должен сделать.

— Убьют? — он нахмурился. — Я отказываюсь вас понимать, Иван Петрович. Я врач, и здесь для того, чтобы лечить, а не шарады разгадывать.

— У вас есть дети?

— Это к делу не имеет никакого отношения, — резко ответил он.

Я в бессилии опустился на койку. Всё напрасно.

— Действительно, что я к вам цепляюсь? У вас своя жизнь, у меня своя. Ваша дело — заплатки на пациентах ставить, а всё остальное… — Я махнул рукой.

— У меня был сын. Погиб в Чечне, два года назад. Что вы ещё хотите от меня услышать?

Мне стало неловко. Пытаясь решить собственную проблему, я невольно задел чужую рану.

— Простите, — сказал я тихо. — Я и сам там был, в девяносто пятом. Чудом уцелел. Простите, доктор.

— Что вы хотите? — повторил он, на этот раз более участливо.

Я почувствовал, как вновь затеплилась искорка надежды.

— Уйти отсюда. Сейчас, пока ещё не поздно. Верните мне мою одежду, и я уберусь из вашей больницы.

— Ваша одежда вся в крови. Я распорядился отдать её в прачечную.

— А документы, деньги? Фотоаппарат? Мои часы?

— Всё у меня. Отдам при первом вашем требовании.

— Считайте, что оно поступило.

— Что с вашим сыном?

Что-то мешало мне признаться в горькой правде. Но раз я сам попросил его о помощи, хоть часть этой правды я должен ему приоткрыть.

— Его похитили. Если в назначенный час я не появлюсь в назначенном месте, его убьют.

Он прошёлся по палате до окна и обратно.

— Обратитесь в милицию.

Я усмехнулся и покачал головой.

— Нет, Игорь Юрьевич. Я не хочу, чтобы наши доблестные органы отрапортовали о блестяще проведённой операции по ликвидации преступной группировки, в ходе проведения которой заложника, к сожалению, спасти не удалось. Кроме того, у них в милиции свои люди, я это знаю.

Он помолчал.

— Сколько ему?

— Десять.

Он сел на койку рядом со мной, обхватил голову руками.

— Малыш совсем ещё, — чуть слышно проговорил он. — А моему только-только девятнадцать стукнуло, когда он в плен попал, без сознания. Духи его расстреляли. На плёнку всё засняли и кассету домой доставили, не поленились. У жены инфаркт случился, так и не отошла с тех пор, а у меня… — он показал на свою совершенно седую голову.

Потом хлопнул меня ладонью по колену и решительно поднялся.

— Ладно, Иван Петрович. Своего не спас, так хоть твоему, дай Бог, помогу. Пошли.

Я поднялся следом. Крепко пожал ему руку.

— Спасибо.

Однако выйти мы не успели, так как на пороге палаты внезапно появилась молоденькая медсестричка. Она шепнула что-то на ухо врачу и тут же упорхнула. Сдвинув брови к переносице, он повернулся ко мне.

— Так, живо в койку, — распорядился он. — И чтоб видок у тебя был как у без пяти минут покойника, понял? Милиция к тебе идёт, показания снять. Уж как ты с ними разберёшься, это твоя проблема. Здесь я тебе не помощник. И не советчик.

Этого ещё не хватало! У меня каждая минута на счету, а тут приходится лясы точить с этими… Однако делать было нечего — я нырнул в свою койку, сложил руки на груди и уставился в потолок. Примерно так, я считал, должны себя вести без пяти минут покойники. Каким я, собственно говоря, и являлся, если учесть мою ближайшую перспективу.

Врач вышел, а в палату тут же вошёл молодой человек в штатском, с блокнотом в руке.

— Старший лейтенант Серёгин, следователь московского уголовного розыска, — вежливо представился он. — У меня к вам будет несколько вопросов, гражданин Рукавицын. Вы можете говорить?

Я не шелохнулся, и лишь протяжным стоном дал понять, что слышу его.