Она увидела их возле старого заброшенного сарая, у штабелей серых, местами прогнивших досок, стянутых ржавой стальной проволокой, на серой пыльной земле. Здесь серым было всё: и доски, и сарай, и земля под ними, и покосившийся штакетник хлипкого забора, и чахлая трава, безжизненными клоками торчащая из серой земли. Серым был сам воздух. Серым-пресерым был весь мир вокруг.
Словно старое монохромное фото, поблекшее от десятилетий забвения на старом пыльном чердаке и извлечённое из источенного червями старинного сундука, из-под спуда таких же сонных, обесцвеченных временем архаизмов, фото, изборождённое чёрно-белыми, чёрно-серыми и бело-серыми линиями, контурами, силуэтами. И на этом фото – яркие пятна цветной ретуши.
Так в былые времена фотографы-ретушёры подкрашивали свои серые фотографии, стараясь красками придать им больше жизни – ярко-алые губы светских дам, голубые глазки нескладных девочек-подростков, игривые розовые щёчки молоденьких барышень на выданье…
Она увидела их возле старого заброшенного сарая, у штабелей серых, местами прогнивших досок, стянутых ржавой стальной проволокой, на серой пыльной земле – их, фиолетовых ёжиков.
Четыре ярких фиолетовых пятнышка на сером фоне серого мира. Они сгрудились в самом углу двора и слепо копошатся, будто выпавшие из гнезда птенцы. Четыре маленьких хорошеньких фиолетовых шарика с иголками. Чуть-чуть подсвеченные изнутри, словно китайские фонарики.
Маленькая девочка улыбается и зачарованно смотрит на них. Какие они миленькие! Какие забавные! Так и хочется взять их на руки, погладить, приласкать.
Она садится на корточки. Касается одного из них.
– Мама! – вскрикивает она в испуге и отдёргивает руку. На указательном пальчике выступает крохотная капелька крови.
Она заплакала.
…и проснулась.
Было уже ранее утро, ночные тени таяли в предрассветных сумерках. Вместе с ними таяли и ночные страхи.
На пальце не было крови, не было следа от укола. Но боль осталась – фантомная боль ночного кошмара.
С восходом солнца боль ушла.
Затерялись в детских грёзах и фиолетовые ёжики. Паутина забвения, слой за слоем, укрыла их в глубинах зыбких воспоминаний. Четыре крохотных фиолетовых комочка.
И теперь они вернулись.
Шестьдесят лет спустя.
Фиолетовые ёжики.
Маленькие колючие шарики из китайского города Ухань.
Ёжики, несущие смерть.
Она теперь редко выходила на улицу, очень редко. Почти никогда.
Это случалось строго по графику, один раз в три дня. Поздно вечером, где-то после десяти, как раз перед закрытием «Дикси», когда покупателей в магазине уже почти не было. Обязательно в маске и перчатках. Заранее продумывала ассортимент, который собиралась приобрести. Быстро проходила по магазину, от одного прилавка к другому, быстро набирала нужные продукты – хлеб, молоко, масло, немного картошки, вилок капусты, упаковку сосисок (если по акции), что-нибудь из мясного (если недорого), и быстро, избегая встреч с запоздалыми покупателями (дистанция – не менее полуметра), летела к кассе. Расчёт исключительно по безналу. Минимум контактов с кассиром. Через него за день проходит уйма народа, – и где гарантия, что все они здоровы?
И так каждые три дня.
Ещё реже она ходила в аптеку.
Однако затворницей она не была. Круг её общения был довольно-таки обширен, и всё благодаря тем невидимым сетям, которыми опутан был мир. Интернет, социальные сети, групповые чаты по интересам, видео по скайпу, WhatsApp (или попросту «вацап», как она его называла – как, впрочем, и большинство других респондентов из круга её общения) – всех этих технологий с лихвой хватало, чтобы не чувствовать себя одинокой или забытой.
Информация сыпалась из этих невидимых источников, словно из рога изобилия. Она не отличала правды от вымысла, честной аналитики от откровенных фейков. Она верила всему. И лишь туже затягивала повязку на лице, прежде чем выйти за порог дома.
Она жила одна в однокомнатной квартирке. Семь лет назад дочь удачно вышла замуж, и теперь они вместе с мужем, солидным и преуспевающим предпринимателем, и двумя сыновьями-близняшками жили за городом, в собственном трёхэтажном особняке, в элитном посёлке, в который путь простому смертному был заказан.
Дочь иногда напоминала о себе, позванивала от случая к случаю, справлялась о здоровье, поздравляла с праздниками и с днём рождения.
День рождения у неё был в феврале, два месяца назад. И теперь она в группе риска. 65+. Наиболее восприимчивая к вирусу категория.
Ей было страшно.
Ей стало страшно вдесятеро, когда вернулись фиолетовые ёжики.
В новом обличии. Под новым именем.
Она очень хорошо помнила, как всё это начиналось.
Информационная волна нарастала постепенно. Сначала как бы невзначай упомянули, что-де где-то в Китае возникла вспышка нового неизвестного вируса. Очень смертельного, доселе невиданного. Эта новость имела продолжение, точечно всплывая то в СМИ, то по ТВ, то в новостных Интернет-сайтах. Сравнивали с эболой, свиным и птичьим гриппом.
Китай хоть и близко, но всё-таки не Россия. Надеялись: авось пронесёт. И вроде как поначалу проносило. Италия, Испания, потом вся Европа, Англия, один шаг через Атлантику – и уже Штаты бьются в вирусной конвульсии. Россию это чумное поветрие из Поднебесной вроде как бы обогнуло. Поначалу.
