История одной страховки

_{>^{>Рисунок В. ФЕДОРОВА}}

Лишь одно вы должны понять: я не преступник. У меня и мысли не было о преступлении. Полиция, правда, убеждена, что я убил свою жену семь лет назад. Это смешно. В сущности, я просто был не способен на убийство. Я любил ее. Семь лет назад у меня только появилась идея об ее исчезновении и действительно замышлялся обман, но виной тому были обстоятельства.

Я не преступник!

Возможно, вы помните события семилетней давности. 1938 год. Почти подходили к концу депрессия и застой в промышленности. Военные заводы работали на полную мощность — Европа копила силы. Чемберлен, как всегда, с неизменным зонтом был в Мюнхене. Там он предавал страны для того, чтобы сдержать наступление войны. Мне было тридцать девять.

— Война начнется через шесть недель, — предсказывал я.

— В Европе, — добавляла быстро Милдред.

— Я надеюсь, что на этот раз нам не придется вмешиваться.

Но я частенько говорил:

— Это произойдет весной.

— Тебе уже тридцать девять, Фрэнк, — настаивала она. — На этой войне обойдутся и без тебя!

Об этом я и не думал.

— Послушай, последняя война длилась четыре с половиной года. На эту уйдет столько же, а возможно, и лет пять. Ни один народ не выдержит больше.

Я повторял прогнозы радиокомментаторов, но это мнение было также и моим собственным.

— Пять лет. Тогда пойдет девятьсот сорок третий. А что будет с нами дальше?

— Не знаю, — отвечала Милдред.

— Еще одна депрессия. Самая страшная за всю историю.

Я чувствовал, что она вот-вот расплачется. Мы еще не полностью справились с последствиями минувших дней — они наложили на нас отпечаток, но больший, мне все же кажется, на нее. Не лучшим образом это сказалось на ее внешнем облике. Прямые волосы без завивки, вечная тревога на лице и старое коричневое платье, которое было теперь не по фигуре.

— Что будем делать, Фрэнк? — прошептала она.

— Мне будет тогда сорок шесть, — продолжал я. — А старых не берут на работу.

Картина была довольно мрачной. Даже пособия, от которого мы раньше отказывались, в ближайшее время могло не стать. Это было бы ужасно. И тут Милдред подала такую мысль:

— Страховка. Ведь позднее она немного поможет.

— Совсем ненадолго, — сказал я.

Сразу после того, как я вновь стал работать, мне удалось получить страховой полис для Милдред сроком на двадцать лет. Получить страховку для себя я не мог, и поэтому лучшим из того, что я придумал, была страховка Милдред на десять тысяч долларов. Плата была огромной, и, учитывая депрессию в будущем, я никогда бы не смог внести платежи и не взял бы такого большого полиса, если бы не мечта хоть о небольшом достатке.

— Совсем ненадолго, — повторял я. — Денег хватит на год или два. А что дальше?

— Этого я не знаю, — уныло отвечала Милдред.

— Если бы мы собрали все десять тысяч, то смогли бы жить спокойно до конца наших дней.

Она слабо улыбнулась.

— Ты хочешь меня убить или мне надо умереть быстрой естественной смертью?

Я хочу, чтобы вы обратили на это внимание. Она сказала это в шутку. Да это и была шутка. Она отлично понимала, что я не способен ее убить.

Едва слышно я прошептал ей:

— Ни один из нас в действительности не умрет. Но если страховая компания убедится в том, что ты умерла… Вот тогда мы сможем получить деньги, понимаешь?

— Это невозможно! Как им доказать, что я мертва, когда я живу? Врач сразу поймет, в чем дело. — Она раздраженно вскинула голову и сказала: — Иди лучше обедать.

Но, несмотря на голод, я не мог есть.

— У нас два пути, — быстро сказал я, откладывая вилку. — Первый в том, что умирает кто-то, страховая компания думает, что это ты. Тогда им придется платить. Конечно, это невозможно. Но есть и другой путь.

Милдред стала серьезной.

— Другой путь? Какой же?

— Если ты исчезнешь и тебя никогда не найдут, я бы смог заявить, что ты умерла. Через определенное время суд вынужден будет объявить официально о твоей смерти. Вот тогда мы получим наши десять тысяч долларов!

— Сколько пройдет времени? — выдохнула Милдред.

— Семь лет, — ответил я. — Именно те семь лет, за которые мы сможем собрать меньше, чем треть этой суммы.

Она тяжело вздохнула.

— Тогда пойдет девятьсот сорок пятый!

— Верно. Два года после окончания войны. Как раз в разгар депрессии. Когда другие будут голодать и не иметь крыши над головой, у нас будет целых десять тысяч! — Я был очень взволнован. — Подумай об этом, Милли! Десять тысяч долларов! Мы сможем поселиться где-нибудь в другом месте, где нас никто не знает, может быть, в небольшом городке, или купим ферму. Мы будем жить в достатке до конца наших дней. Подумай об этом!

И она думала, так как гарантировались достаток и спокойствие, а это то, чего женщина желает более всего. Я бы сказал, что все люди, возможно, желают этого. И я, конечно, тоже. Операция была продумана мной до мелочей.

— А поможет ли это нам? — тихо спрашивала Милдред. — И как мы это выполним?

Наш ужин остывал на столе. Мы прошли в другую комнату, где я все объяснил.

— Для начала тебе придется уехать отсюда в другой конец города, например. Будешь жить под другим именем и вести новую жизнь. Будет даже лучше, если ты совсем уедешь из города, но тогда, мне кажется, мы сможем видеть друг друга лишь иногда. Тебе придется снять квартиру и устроиться на какую-нибудь работу, так как передавать деньги я не смогу. По крайней мере временно.