Сезон любви на Дельфиньем озере - [87]

Решив подниматься, я дернула за рычажок резерва[14].

Он не поддавался! Еще немного — и мне нечем будет дышать. Надо было срочно подниматься, но я запуталась в веревке, и это меня задержало. Безо всякой паники — так, как меня учили, — я вытащила водолазный нож и перерезала веревку, но этого оказалось недостаточно: что-то еще держало меня на дне! Заставляя себя не поддаваться страху, я осмотрелась: на глубине шести метров я висела у самого дна, зацепившись за торчавшую из него проволоку. Я рванулась вверх, но бесполезно: судя по всему, проволока зацепилась то ли за пояс, то ли за акваланг, то ли за сам костюм. Я уже задыхалась — или мне это еще только чудилось? — я билась, пытаясь освободиться; я работала ножом вслепую, стараясь не делать судорожных движений, хотя лучше было пораниться, чем лишиться последнего шанса выбраться оттуда. Увы, на миг силы мне изменили — я упустила нож, и он тут же уплыл далеко от меня. В этот момент у меня потемнело в глазах и все померкло. Последней мыслью, которая промелькнула у меня перед тем, как я потеряла сознание, было: «Как обидно умирать вот так!»

* * *

Я лежала на спине на прибрежной гальке, приходя в себя и немилосердно кашляя. Это для меня стало уже нехорошей традицией — лежать на гальке у самой кромки моря и приходить в себя после того, как я чуть не отдала концы в своей любимой стихии.

— Все в порядке, не беспокойтесь, Ванда, — донесся до меня как будто издали слегка искаженный голос Ники; уши у меня были заложены и побаливали. Но она была совсем рядом, это ее лицо и озабоченную физиономию моей тетушки, склоненные надо мной, я видела сквозь пелену.

Постепенно я стала сознавать, где я и что со мной. Я опять чудом осталась в живых. Каким-то образом меня вытащили из воды, и притом вовремя. Кто же меня спас? И что случилось с моим аквалангом?

Ника хлопотала вокруг меня, я слышала еще чьи-то голоса. Преодолевая слабость и головокружение, я села. И никак не могла надышаться: люди, которые никогда не испытывали удушья, не поймут, какая это роскошь — свежий, чистый воздух, наполняющий легкие!

Тут до моих ушей донеслось знакомое щелканье. Я сидела у самого основания коридора, и возле берега вертелась Ася, Очевидно, способность соображать ко мне вернулась еще не полностью, потому что я первым делом спросила:

— А что, разве сетку уже починили? Что делает Ася в коридоре?

— Нет, не починили, — ответила Ванда. — А что Ася в коридоре — это твое счастье: она тебя спасла.

Как оказалось, Горбун сорвал не только оттяжки коридора, но и зацепил дверцу, ведущую из него в каракатицу; это меня и спасло. Ася, почуяв неладное — думаю, что при этом она обошлась без какого-нибудь седьмого чувства, я так барахталась, что и эхолокация ей не потребовалась, — так вот, Ася, почувствовав непорядок, выбралась из каракатицы в коридор через неплотно закрытую дверцу и подплыла ко мне. Не знаю, как ей удалось вытащить меня из ловушки, но она с этим успешно справилась. На моем старом, хорошо мне послужившем «Калипсо» зияли рваные раны — естественно, не от Аськиных зубов, а от острых концов проволоки. На коже у меня, как выяснилось впоследствии, остались только царапины.

Все это случилось так быстро, что Ванда и Витя, возвращавшиеся назад на «мыльнице», встретили толкавшую мое бездыханное тело Асю уже на полпути к берегу, так что они даже испугаться не успели, а я — наглотаться воды. Акваланг все еще был у меня за плечами, когда Ася меня буксировала, и сейчас лежал на берегу рядом со мной.

Надышавшись и почувствовав, что я уже почти в норме, я встала и направилась к находившемуся во втором эшелоне сочувствующих Вите.

Я не знаю, что на меня нашло, но я схватила его за горло и стала трясти изо всех сил — я как-то видела, как фокстерьер Даша трясла так крысу. Ушанка у него с головы свалилась, и когда Алекс и еще кто-то наконец оттащили меня от нашего ассистента, он с трудом, держась за горло, прошептал:

— Что с тобой, Танюша? Что на тебя нашло?

— Мой акваланг! Что ты сделал с моим аквалангом?

— Как что? Заправил!

Но тут вмешался Тахир, который вышел на море окунуться и увидел нашу маленькую живописную группу. Он очень быстро вошел в курс дела и увел всех нас наверх, в ангар; акваланг не доверили нести Вите, его тащил сам откуда-то материализовавшийся Максим.

— Так-то лучше, — сказал Тахир, закрывая за собой дверь. — И так уже слишком много народа в курсе дела. — И, повернувшись к сжавшемуся в комочек Вите, резким тоном приказал: — Ну рассказывай, как ты заправлял акваланг. Ты его проверял? И почему ты сам не полез в воду, а предоставил это почетное право даме?

На Витюшу было жалко смотреть — если бы не только что пережитое мною испытание, я бы его на самом деле пожалела.

— Я… я плохо себя чувствовал в последнее время…

Ника, не выдержав, вмешалась:

— У него на самом деле воспаление среднего уха!

Витя шумно втянул в себя воздух, как будто набирался храбрости, и отчаянно выдохнул:

— Нет, Ника, по правде говоря, дело не в ушах. Я вам всем врал! Я же служил на подлодке — и подсадил себе сердце. Кардиограмма паршивая. Иногда так прихватит, что кажется, вот-вот остановится… Я бы с радостью полез чинить коридор вместо Татьяны, но как раз сегодня с утра я просто помирал.