Серые кардиналы Кремля - [53]

Начиная с этого момента и вплоть до убийства в ночь с 16 на 17 декабря 1916 года влияние временщика на государственную политику достигает своего апогея. Именно этот период современники называли «распутинщиной», когда практически ни один министр не был назначен без его указания. Распутин понял, что сможет уцелеть только в том случае, если будет контролировать официальное правительство, прежде всего ключевые посты: министерства внутренних дел и юстиции, не говоря уже о министерстве по делам православной церкви. И Александра Федоровна, конечно, потворствовала «старцу» в этих его начинаниях. Так, в одном из своих писем супругу она жаловалась: «Не нравится мне выбор военного министра (генерала Поливанова)… Он враг нашему Другу, а это плохая примета…»

Первым делом Распутин решил избавиться от великого князя Николая Николаевича, дяди царя и верховного главнокомандующего. Как отмечал Керенский, он восстановил против себя этого влиятельного человека тем, что удалил черногорских принцесс от императрицы. Прежние близкие отношения с ним сменились на враждебные. Став верховным главнокомандующим, Николай Николаевич приобрел огромную власть, почти равную императорской, и Распутин испугался, что тот припомнит ему старую обиду.

Но не только этот страх побуждал его к подобному шагу. «Старец» был категорически против войны и желал заключения мира с Германией. Неизвестно, как бы разворачивались события, если бы в решающие июльские дни 1914 года Распутин находился в окружении своих венценосных покровителей. Известен текст телеграммы, направленной Распутиным из Тюмени, в которой содержится непосредственная угроза царю: «Не объявляй войны, прогони Николашку… если объявишь войну, зло падет на тебя и царевича». Однако Николай II проявил в этом вопросе решительную непоколебимость. Он слишком беззаветно любил свою страну, чтобы временной капитуляцией перед кайзером давать отсрочку неизбежному развитию событий. Он уступил лишь перед требованием отстранить от главного командования войсками своего дядю, Николая Николаевича.

Интригу против великого князя «старец» провел достаточно хитро, играя на сокровенных струнах души Александры Федоровны. Он убедил ее в том, что если Николай Николаевич останется на своем посту, то это в конечном итоге нанесет непоправимый урон самодержавию и приведет к потере трона. Царем станет Николай III — великий князь. Императрица, в свою очередь, внушила эту мысль своему супругу, и в результате Николай Николаевич был отправлен на Кавказ, подальше от столицы, а верховным главнокомандующим стал сам Николай II.

Смена верховного командования явилась одним из ключевых моментов в кризисе верхов в годы первой мировой войны. Он чрезвычайно важен еще и потому, что положил начало последнему этапу разложения русской монархии — так называемой «министерской чехарде». Суть ее состояла не столько в частой смене министров, сколько в их качественной замене. Прежних сановников, так или иначе противившихся воле Распутина, заменяли откровенными ставленниками «старца».

Чтобы понять, к каким политическим последствиям вела «министерская чехарда», следует поближе познакомиться с личностями тех, кого Распутин снабдил министерскими портфелями. Прежде всего он позаботился о министерстве внутренних дел: туда был назначен А. Н. Хвостов, а его товарищем стал возглавивший департамент полиции (и, следовательно, охрану «старца») С. П. Белецкий.

Еще в бытность свою нижегородским губернатором Хвостов получил прозвище «Соловей-разбойник». Затем он решил стать депутатом IV Думы, где возглавил фракцию крайних правых. Своей конечной целью он видел кресло председателя Совета министров. Этот «уродливо толстый, с милым лицом и горящими глазами», — по описанию современника, — 40-летний деятель характеризовал себя в беседе с жандармским генералом А. И. Спиридовичем таким образом: «Я есть человек без задерживающих центров. Мне ведь решительно все равно, ехать ли с Гришкой (Распутиным. — В. К.) в публичный дом или с буфера под поезд сбросить». Он производил на окружающих впечатление «бандита с большой дороги», «невежды в политике и в полиции».

Под стать ему был и поставленный во главе департамента полиции С. П. Белецкий. К моменту назначения на должность он являлся уже вполне морально разложившимся субъектом: с одной стороны — «примерный муж», а за пределами семьи — устроитель «афинских вечеров». По свидетельству очевидца, этот «разжиревший, с одутловатым посиневшим лицом, заплывшими глазами и сиплым голосом» государственный деятель «производил впечатление нравственно опустившегося, спившегося человека».

Но в компанию высших полицейских чиновников, помимо Хвостова и Белецкого, также входил некий князь М. М. Андроников. Это был жулик и проходимец высокого класса. Он нигде не служил, у него не было состояния, но тем не менее он жил на широкую ногу. В его огромной квартире была комната, разделенная на две половины: в одной была спальня, а в другой — молельня. Здесь уединялись молодые люди, как с самим Андрониковым, так и без него. Он был вхож в самые влиятельные сферы. Министры допускали его к себе, опасаясь его грязного языка, способного погубить любую репутацию. Сам себя Андроников называл «адъютантом Господа Бога», «человеком в полном смысле», «гражданином, желающим как можно больше принести пользы своему Отечеству». И такой человек во время аудиенции привел царицу в полный восторг, о чем та сообщила своему мужу. Следует ли удивляться после этого, что русское самодержавие постепенно клонилось к своему закату?