Серые кардиналы Кремля - [54]

В этот судьбоносный для России момент высшие кадровые перестановки в правительстве не могли не повлечь за собой серьезных неприятностей. И что ужаснее всего — они совершались недостойными людьми. Один из проходимцев и авантюристов И. Ф. Манасевич-Мануйлов, по примеру Хвостова и Белецкого, решил провести в премьеры своего приятеля Б. В. Штюрмера. Через петроградского митрополита Питирима — ставленника Распутина — он внушил «великому старцу», что Штюрмер именно тот человек, который нужен на посту премьера. Штюрмер получил назначение, но ненадолго. Коллеги-министры презирали его за бесчестность, неумение связать двух слов и неспособность даже председательствовать. Но до того, как он покинул свой высокий пост, в эпицентре скандала оказался Манасевич-Мануйлов, которого Штюрмер сделал своим секретарем.

В августе 1916 года товарищ директора Московского соединенного банка И. С. Хвостов обратился с жалобой к директору департамента полиции Климовичу, занявшему этот пост после впавшего в немилость к Распутину Белецкого. В жалобе говорилось, что Мануйлов шантажирует банк, требуя 25 тыс. рублей. По совету Климовича Хвостов передал Манусевичу требуемую им сумму, предварительно записав номера кредитных билетов. Тот был пойман с поличным и арестован. Этот арест вызвал настоящий шок у царицы, Распутина и Штюрмера. Тем более что Манусевич дал понять, что выступит с губительными для них разоблачениями. Ценой увольнения двух министров юстиции, которые не соглашались освободить арестованного проходимца, а также путем давления Александры Федоровны на своего супруга Манусевич был освобожден. Лишь после убийства Распутина он вновь предстал перед судом и понес наказание за содеянное преступление.

Однако после этого случая «старец» понял, что ему нужна «своя юстиция». Другой проходимец, карточный шулер и скупщик бриллиантов, игравший при нем роль секретаря, посоветовал Распутину провести в министры юстиции сенатора Добровольского. Но последний оказался таким низкопробным субъектом, что даже Распутин запротестовал, заявив, что такая «юстиция» ему не подходит.

Последним крупным «вкладом» Григория Распутина в очередную реконструкцию Совета министров было назначение министром внутренних дел А. Д. Протопопова, товарища председателя Государственной думы. Этот человек стал ненавистен для Думы и русской общественности даже более самого Распутина. И по иронии судьбы (или жуткой закономерности, которая привела впоследствии к свержению самодержавия) никем так не дорожили царская чета и «старец», как Протопоповым. Все усилия Думы и других влиятельных кругов, требовавших его отставки, оказались безуспешными. Более того, после смерти Распутина позиции Протопопова окрепли, и он по сути занял место прежнего фаворита. Протопопов как личность и политик — по свидетельствам современников — был совершеннейшим ничтожеством. В своих многолетних усилиях добыть «белые штаны» он не останавливался ни перед какими нравственными преградами. Даже родной брат презирал его. «Мелкий, дрянненький человек… — писал он в своем дневнике. — Целыми днями таскается по высокопоставленным лицам». На своем посту он был настоящей пародией на государственного чиновника. В то время по рукам ходило стихотворение с рефреном: «Про-то-Попка знает, про-то-Попка ведает».

Опыт всех революций показывает, что в преддверии их государственная власть развращена стремлением к личной выгоде, беспринципным карьеризмом и открытым цинизмом. Классик марксистского учения был отчасти прав, когда описывал предпосылки революции в России начала XX века. В стране назревал кризис власти, «верхи» и «низы» уже не довольствовались своим положением. Правда, я не склонна разделять точку зрения автора этой бессмертной теории относительно «низов»: толпа по сути своей инертна. Но то, что «верхи» к моменту большевистского переворота действительно превратились в недееспособный придаток государственного механизма, это очевидно. И появление Григория Распутина при дворе императорской четы Романовых только доказывает это.

Секрет успеха «святого старца» коренился в полном упадке строя в целом. В свое время председатель Думы М. В. Родзянко утверждал: «Если бы высшие слои русского общества дружно сплотились и верховная власть встретила серьезное упорное сопротивление… то от Распутина и его клики не осталось бы и следа». Подобного мнения придерживался и товарищ министра внутренних дел при Столыпине, а позже член Государственного совета В. И. Гурко: «Не подлежит сомнению, что, если бы та среда, из которой черпались высшие должностные лица, не выделила такого множества людей, готовых ради карьеры на любую подлость, вплоть до искательства у пьяного безграмотного мужичонки покровительства, Распутин никогда бы не приобрел того значения, которого, увы, он достиг».

Но гниение самодержавия, как и рыбы в известной поговорке, начиналось непосредственно с его головы. Наивно думать, будто Николай II, понимая, кем на самом деле являлся Распутин, удерживал его подле себя на протяжении более чем десяти лет только лишь из меркантильных соображений: боясь обидеть царицу Александру Федоровну или из-за суеверного страха потерять наследника престола, если он отстранит от себя заступника царской семьи перед Богом. В том, что он прекрасно сознавал, каково подлинное лицо этого «заступника», сомневаться не приходится. Когда Родзянко попросил у царя разрешения говорить о Распутине, тот, «опустив голову», разрешил. При виде показанной ему фотографии, где «старец» красовался с наперсным крестом на груди (на что имели право только духовные лица), Николай II, человек весьма религиозный, не выдержал: «Да, это уже слишком». И во время доклада Джунковского он был «очень взволнован, благодарил», просил и впредь держать его в курсе похождений «старца». Два месяца после этого он не допускал Распутина к себе на глаза.