Серые кардиналы Кремля - [55]

Трагедия Николая II заключалась в его неприязни к людям своего круга, в предпочтении их обществу — общество «простых людей». Излюбленной его мечтой, которой он не раз делился со своей матерью, вдовствующей императрицей Марией Федоровной, было сблизиться с людьми, находившимися вне круга интеллигентов, профессиональных политиков и государственных деятелей. Таким, по его представлению, и являлся Григорий Распутин.

Всякая власть нуждается в подтверждении своих полномочий. «Святой старец» и был той инстанцией, которая подтверждала эти полномочия как «от имени народа», поскольку он был выходцем из крестьян, так и «от имени Бога», поскольку корчил из себя божьего проповедника. Царь и царица верили, что в лице одного из своих неграмотных «сыновей» с ними говорит истинно русский народ. Распутан освящал и одобрял их планы и начинания, вселяя в них уверенность в своей правоте. Для людей, полностью изолировавших себя от внешнего мира, живших идиотской иллюзией, что народ их любит, а против них только гнилая интеллигенция и аристократия, это было жизненно важно.

Убийство Григория Распутина в декабре 1916 года не внесло существенных коррективов в трагическую ситуацию. Был устранен человек, но «распутинщи-на» как явление продолжала жить в образе Протопопова и других не соответствовавших своему высокому положению влиятельных государственных деятелей. Сам царь — центральная фигура русской драмы — нисколько не изменил своих убеждений. Рожденный «в день праздника великого долготерпения», он воспринимал данную ему власть как вынужденную необходимость и покорно нес ее бремя.

М. В. Родзянко, размышляя о причинах крушения русской империи, писал о Николае II: «Жизнь его, несомненно, была полна лучших пожеланий блага и счастья своему народу. Однако он не только ни в чем не достиг, благодаря своему безволию, мягкости и легкому подчинению вредным и темным влияниям, а, напротив, привел страну к царящей ныне смуте, а сам со своей семьей погиб — мученической смертью».

Родзянко, как он сам себя называл, был человеком, «близко стоявшим к верхам управления России». Как и многие другие влиятельные политические деятели того времени, он считал, что падение русской монархии напрямую зависело от непростительных ошибок, совершаемых как самим императором, так и его ближайшим окружением. Убийство Распутина, по его мнению, имело трагические последствия. Вот что он писал о событиях, предшествовавших большевистскому перевороту в стране:

«В ночь на 17 декабря 1916 года произошло событие, которое по справедливости надо считать началом второй революции — убийство Распутина. Вне всякого сомнения, что главные деятели этого убийства руководствовались патриотическими целями. Видя, что легальная борьба с опасным временщиком не достигает цели, они решили, что их священный долг — избавить царскую семью и Россию от окутавшего их гипноза. Но получился обратный результат. Страна увидала, что бороться во имя интересов России можно только террористическими актами, так как законные приемы не приводят к желаемым результатам. Участие в убийстве Распутина одного из великих князей, члена царской фамилии, представителя высшей аристократии и членов Г. Думы как бы подчеркивало такое предположение. А сила и значение Распутина как бы подтверждались теми небывалыми репрессиями, которые были применены императором к членам императорской фамилии. Целый ряд великих князей был выслан из столицы в армию и другие места. Было в порядке цензуры воспрещено газетам писать о старце Распутине и вообще о старцах. Но газеты платили штрафы и печатали мельчайшие подробности этого дела…

Я далек от мысли утверждать, что Распутин являлся вдохновителем и руководителем гибельной работы своего кружка. Умный и пронырливый по природе, он же был только безграмотный необразованный мужик с узким горизонтом жизненным и, конечно, без всякого горизонта политического, — большая мировая политика была просто недоступна его узкому пониманию. Руководить поэтому мыслями императорской четы в политическом отношении Распутин не был бы в состоянии. Если бы он один был приближенным к царскому дому, то, конечно, дело ограничилось бы подарками, подачками, может быть, некоторыми протекциями известному числу просителей и только…

А между тем совершенно ясно, что вся внутренняя политика, которой неуклонно держалось императорское правительство с начала войны, неизбежно и методично вела к революции, к смуте в умах граждан, к полной государственно-хозяйственной разрухе.

Довольно припомнить министерскую чехарду. С осени 1915 года по осень 1916 года было пять министров внутренних дел: князя Щербатова сменил А. Н. Хвостов, его сменил Макаров, Макарова — Хвостов-старший и последнего — Протопопов. На долю каждого из этих министров пришлось около двух с половиной месяцев управления. Можно ли говорить при таком положении о серьезной внутренней политике? За это же время было три военных министра: Поливанов, Шуваев и Беляев. Министров земледелия сменилось четыре: Кривошеин, Наумов, граф А. Бобринский и Риттих. Правильная работа главных отраслей государственного хозяйства, связанного с войной, неуклонно потрясалась постоянными переменами. Очевидно, никакого толка произойти от этого не могло; получался сумбур, противоречивые распоряжения, общая растерянность, не было твердой воли, упорства, решимости и одной определенной линии к победе.