Серебряное блюдо - [3]

«Либо всем дам я свет на свободной земле,

Либо… песне о завтра — конец!»

Архимедова точка Пер. А. Пэнн

1. Теория

Архимед как-то в ванне плескался, и в ней

Засиделся милейший старик и размяк,

Размышляя средь прочих абстрактных идей

Над штуковиной, имя которой —

рычаг.

Волновались соседи, зверея, и стать

Торопились в затылок:

— Порядки какие!

Когда он, Архимед, хочет ванну принять,

Этот мир вверх тормашками переверну,

Лишь единственный раз, в этой самой воде

Вес удельный у тел обнаружив,

Вышел раньше, и думалось нам — быть беде,

Когда крикнул он «эврика!», мимо нас пролетев,

Распорядок наш тоже нарушив.

Так шипели соседи, кто громче, кто тише,

А старик в это время из ванной вышел.

Выйдя, бросил: «Рычаг… Инструмент — ну и ну!

Исполины в нем дремлют,

Он мощный и спорый…

Этот мир вверх тормашками переверну,

Только дайте мне точку опоры!»

Услыхав этот клич, все домашние — в смех:

— Ишь ты, прыткий какой…

А ведь старенький… Странно…

Ну, конечно, такое не выдумать грех,

Целый день полоскаясь в ванне!..

…И с тех пор отшумели года и теории,

Но тот радостный клич старика

Все жужжит и жужжит в оба уха истории

И как дятел, долбит неустанно века.

И герой не один зарывался:

— Все ясно!

Мне взметнуть этот мир иль в могилу сойти! —

Находил рычаги, но трудился напрасно,

Так как точку опоры не мог он найти.

2. Практика

Ночью в Мюнхене

В грязной пивной с рукомойником.

Собралась стая разбойников

И сидела, пивцо попивая спокойненько.

А к утру куцеусый разбойник встал

И сказал хромоногому другу: — К действию!

Наш рычаг установлен,

Гляди — красота.

Ну а точка опоры в нем — точка еврейская!

И пошло, завертелось — и в глаз, и в бровь…

Зубоскалы под флагами перли, рыча…

И еврейская кровь была первая кровь,

Оросившая этот рычаг…

А земля демократов терпеньем сильна:

— Не волнуйтесь, державы и страны,

Это частный рычаг, и лишь точка одна

Истекает кровью из раны.

И, наглея, смелел куцеусый бандит,

И кудахтала громче хромоногая квочка.

И не поняли те, кто давал им кредит,

Что еврейская точка, несясь впереди,

Это есть Архимедова точка.

Размахнувшись,

Рубила рука рычага —

И чернели пейзажи от орд врага…

Чехи, помните, были вначале,

А за ними Варшава — смятенье и смерть…

И заплакали дети, и матери замолчали.

Демократы без толка метались, дрожали,

И рыдал в темноте седой Архимед…

Вдруг —

Никто не успел осмыслить явления —

Началось

Светопреставление…

3. Мораль

Начинается это всегда с замешательства,

С мелочей и с политики невмешательства;

С безграмотности очень парламентарной

В законах физики элементарной

С блюдолизов, ханжей в идейных зевак.

И с незнания, что же такое рычаг;

Начинается это с людишек, которым

Расплатиться придется за кровь и за горе;

Начинается это…

Но, если угодно,

Это все не закончилось даже сегодня!..

Перспективы Пер. Х. Райхман

«Возрастает уверенность, что нынешние усилия упрочения мира смогут предотвратить новый мировой взрыв».

(Из газет).

Заключаются пакты. И все тверже и тверже

Раздаются повсюду, куда ни смотри,

Голоса дипломатов: «есть шанс, что задержим

Мировую войну номер три!»

Это есть безусловно отраднейший факт,

Что хотят задержать этот гибельный акт.

И приятно, что можно войну избежать —

Но, по логике, если так многи

Заявленья о шансах ее задержать —

То она уже, значит, в дороге.

Коль земля не изменит свой вид, то она

Обладает немалыми шансами

Демонстрировать фильм «мировая война»

Без антрактов

        между сеансами.

Так, в течение лет, сам себя укокошит

В этой серии войн человеческий род.

И лишь где-нибудь там, в дебрях леса, быть-может,

Уцелеет один готтентот.

Но и он (хоть один, вместо тысяч и сотен)

Будет тешиться копьями, как в старину;

И повздорит с собой — и рассердится «готтен»,

И объявит он «тоту» мировую войну.

Это будет последняя битва на свете.

Взвоет лес. Но не будет уже никого,

Чтоб спасти в роковые мгновения эти

Человека последнего — от себя самого.

*

Взвесив шансы на мир, отмечаем с печалью,

Что единственный вывод покамест лишь тот:

Если мир будет жить готтентотской моралью,

От него уцелеет только тот готтентот.

О сенегальском солдате Пер. А. Пэнн

который был мобилизован во время мировой войны, и после победы брошен в круговорот англо-французских интересов в Леванте.

1

В Сенегалии дальней,

Среди рос и грез,

Сенегалец-парнишка,

Рос и рос.

Прыгал с пальм,

Кувыркался в волне сенегальной. —

Ох, прохладна ж вода в Сенегалии дальней!

Потом появился чиновник хозяйский

И веревкой скрутил его сенегальской.

Затем он, рабом на плантациях, массово

Паковал и грузил плоды ананасовы,

А когда обессилел — удрал:

— Знай нас они!

Потом он бичем был избит и разжалован, —

И длинны же до жути бичи сенегаловы.

А затем, когда в бойне захлебнулись народы,

Он был призван спасать

Мир любви и свободы…

2

Греб в дыму в огне он, бесстрашно суров.

Его черные губы цедили кровь.

В субтропическом шлеме,

Сквозь смерти сугробы,

Он шагал, защищая свободу Европы.

И ему объясняли что надо сметь,

Что во имя культуры он примет смерть.

И, когда прекратилась взрывов халтура,

Он понял:

Она спасена — культура.

3

И тогда он сказал себе:

«Что ж, перестань ты,

Отдохни…» —

Это было ночью в Леванте[5]…

…И была эта ночь — шубрии[6] и склоки,

Ночь концессий, ночь нефти,

Ночь денежных блоков…

Да, одна из ночей Ближневостока…