Серебро - [11]

, — возражает Архента, — иначе неприлично.

Хорошая новость. А, кстати, полтора миллиона — это много?

У отца, как считается, около восьмиста тысяч, и он в Буэнос-Айресе не из последних людей. Тогда в чем проблема, что ты унаследовала от мужа кучу деньжищ?

Не знаю. Интересно.

Из коридора ничего не слышно, жаль. Я спустилась в сад — поговорю с Хосе, да и Пепу надо бы успокоить, что я не призрак…

На ступеньках кухни сидел бедно одетый человек, а Пепа ему что-то втирала.

— Ну вот, видишь, пришла сеньора! Уходи.

— Сеньора, как мы все рады, что вы живы! — человек встал, низко поклонился, — ходил слух, что вы… что вас…

— Нет-нет, — сказала я больше для Пепы, — мне всего лишь пршлось отлучиться на несколько дней.

— Сеньора, — жалким голосом протянул человек, — а вы не знаете, когда сеньор ваш батюшка будет вести прием по денежным делам сеньора Альвареса?

Пепа опять ему что-то прошипела.

— А что, у вас тоже были дела с сеньором Альваресом? — изумилась я.

— Ну как не быть… Но мы же все собрали, как положено, пятьдесят долларов с деревни, и принесли всего два месяца назад, а теперь сеньор Фелипе требует с нас эти деньги снова, говорит, что ничего не знает, никаких записей нет… Мы не просим, Господи помилуй нас грешных, ничего назад, просто пусть ваш сеньор ваш батюшка скажет сеньору Фелипе, что мы расплатились!

— Дайте мне подумать, — я потерла лоб. Пепа снова начала причитать, я твердо велела ей замолчать и принести мне и гостю кофе. Она замолчала на полуслове и ушла в кухню. Нет, ситуация была ясна предельно, но как ее донести до отца и его поверенного? Не проще ли вынести из дома эти полста долларов наличкой? Восхитительная штука этот ваш патриархат — получаешь в наследство полтора ляма, и не можешь распорядиться даже сотней. Архента, дружок, как скоро твой папаша пойдет обедать или пить чай, как ты думаешь?

Чай? Он пьет кофе…

О! Умница ты моя, сейчас мы это устроим.

— Сеньор, Пепа сейчас даст вам чашку кофе, сидите здесь, никуда не уходите, пока я не вернусь. Пепа, дорогая, я передумала, лучше я попью кофе вместе с отцом и сеньором Фабиани. Я возьму большой кофейник, а ты захвати чашки и что там еще к кофе полагается.

— Две минуты, сеньора Архента, — отозвалась Пепа.

Я выяснила у посетителя название его деревни, повторила про себя, чтобы не забыть и не перепутать, пообещала ему, что постараюсь все выяснить, взяла кофейник и пошла в дом. Пепа пыхтела сзади с большим подносом.

— Сеньоры, — сказала я самым сладким голосом, входя в комнату, — возможно, после чашечки кофе вам будет проще во всем разобраться… — они с явным удовольствием закивали, — к тому же, вы представляете, там с кухаркой разговаривал какой-то ее знакомый, и мне показалось, вам будет интересно его услышать. Я так поняла, что мой покойный муж собирал какие-то неофициальные налоги с местной публики… И я не совсем понимаю, законно ли это, и не опасно ли вступать в такое наследство вообще…

— Какой еще знакомый? — насторожился сеньор поверенный. Пепа вошла вслед за мной, начала расставлять чашки, молочник, какие-то тарелочки.

— Пепа, милая, ты не могла бы позвать сюда этого, твоего знакомого? Я сама с удовольствием поухаживаю за сеньорами…

— Все-таки чему-то тебя твой муж научил, — с неожиданным удовольствием отметил отец, — раньше ты не была такой любезной.

Я вдохнула. Выдохнула. Подвинула к поверенному чашку, он взял ее, с тревогой глядя мне в лицо. Вдохнула еще раз.

— Отец… Прежде, чем мы сможем как-то обсуждать мой брак, я прошу вас лично, можно вместе с сеньором Фабиани, — взглянула в его сторону, тот хмурится, — затребовать в полиции полные, я подчеркиваю — полные материалы дела о смерти моего… моего мужа. Все дело целиком. Я думаю, вам дадут его прочитать. Тогда мы сможем, ммм… лучше понимать, о чем мы говорим. Ваш кофе, отец… С молоком, как всегда?

Отец и поверенный переглянулись молча.

— Хорошо, — ответил отец после паузы, — я сегодня же съезжу и прочту.

Я села и прихлебнула кофе. Сидеть уже было не больно. И какой тут все-таки хороший кофе. Удивительно. Не могу привыкнуть.

Глубокой ночью я проснулась от стука в дверь спальни. В коридоре стояли отец и поверенный.

— Прости меня, доченька, — резко сказал отец и вдруг заплакал. Архента вытаращила глаза, покачнулась и чуть не упала.

Иди же, обними его.

Он оттолкнет меня.

Не сейчас.

Она неловко подняла руки, уткнулась лицом в его воротник и тоже заплакала.

— Я не мог и представить, я не мог и представить, — повторял он.

— Никто не мог даже представить такого, — успокоительным голосом вякнул сеньор Фабиани.

— Прости меня. Прости.

Ну, посмотрим на твое дальнейшее поведение, папенька… Может быть.

Он гладил Архенту по голове и тяжело, непривычно хлюпал носом.

Он никогда… Никогда не плакал при нас.

Его проняло. Это хорошо. Это очень хорошо, детка.

Передышка

Не скажу, чтобы Архентин папаша прямо так осознал и переменился. Я от него этого не ожидала, потому что редко люди враз меняются даже от большого потрясения (а медицинское заключение его, несомненно, потрясло, особенно подробности, записанные врачом со слов акушерки). Ну, а девочке вообще было норм, папа строгий, а как еще. Главное, что сеньор Альсина был опытный негоциант, и понимал понятие компенсаций. Он предложил дочери забрать из дома печали все, что ей заблагорассудится, и не моргнул даже глазом, когда дочь твердо сказала «Пепу и Хосе». Он внес в дарственную сеньору Фелипе, лучшему другу покойного, условие сохранить неизменными сроки предоставления платных консультаций сельскому населению. Я понимала, что это, конечно, мало на что повлияет и выпросила у Эухенио полсотни наличными для того посетителя, но больше тут уж ничего было не поделать. Все эти прелести цвели и в конце двадцатого века, чему удивляться на сотню лет раньше.