Сеньор Вольто - [7]

x x x

На вершине зеленой горы, что возвышается рядом с городом Трухильо, и большую часть времени прячется в тумане, загородившись циклонами, стоят антенна и электростанция, принадлежащие кабельной компании «Каблевизион», что обслуживает регион, и расположена хижина их некрашеных досок с жестяной крышей, где живут сторожа, Антонио Оубре и его жена Суйяпа, друзья семьи уже много лет. Именно сюда я и направился, устроив свой побег, который оказался не столь трудным подвигом, как кто-то может вообразить. Будучи знаком с Эспиналем больше десяти лет, я знал, что он защитил себя, отдав на сохранение своему адвокату свидетельства против разных своих компаньонов, которые должны были быть опубликованы в случае его безвременной смерти. Двое из моих товарищей по побегу поволокли с собой Эспиналя, я приставил пистолет к его голове, и так мы прошли через главные ворота тюрьмы без какой-либо задержки со стороны людей, которые не могли позволить нам его убить. Мы втиснулись в машину Эспиналя и я покатил на запад в сторону Ла Сейбы. Отъехав на три мили от города, я остановил машину, вручил ключи какому-то продавцу кокаина с кровоточащими выбитыми зубами, засунул за пояс пистолет Эспиналя, взял в руки его скотский шокер и начал взбираться сквозь джунгли к вершине горы. У меня не было иллюзий относительно будущего Эспиналя, когда я оставил его на милость тех, над кем он издевался. Они оставят его в живых на какое-то время, чтобы гарантировать свою безопасность, но судя по злобному интересу, с которым они на него поглядывали, я понял, что в конечном счете его ждет расплата. Я надеялся, что они не станут торопиться, что они, как и он сам, полностью исследуют страшный потенциал человеческой нервной системы… хотя необходимость диктовала, чтобы они не были чересчур основательны в своем воздаянии. Они его долго не переживут. Рано или поздно, но машину засекут, и, так как сбежавшим заключенным редко предоставляется возможность сдаться, шансы были хороши, что они не выживут и не смогут сообщить о моем местонахождении.

Хотя они были наркодельцами и не заслуживали симпатии, я чувствовал вину за то, что манипулировал этими людьми. Такое циничное безразличие к жизням, даже к таким недостойным жизням, как эти, не было в моем характере; однако с того мгновения, как Эспиналь, начал пробовать на мне свой скотский шокер, я, казалось, перестал быть самим собой, что мои обычные тенденции были низвергнуты и что мои слабости стали оплотом спокойной целеустремленности, что становилась непрерывной доминантной с каждым разрядом. Но пока я взбирался по тропе, мое самообладание несколько приугасло и я стал ощущать каждую болячку, накопившуюся после пыток Эспиналя. Туман закрыл луну и звезды. Темнота, тихие звуки ночи, опасность ягуаров и диких кабанов, все это заиграло на моих нервах. К тому времени, когда я достиг вершины, после четырех часов на тропе, небо побледнело, а я выбился из сил.

На вершине дождило. В воздухе висела холодная сырость. Везде были лужи, земля была мерзко глинистой, изъезженной следами шин. Возвышаясь над туманом возле домика Каблевизион, антенна, казалось, приобрела магический аспект, напоминая четырехступенчатую стальную лестницу, поднимающуюся в неспокойное пространство взвихренной серости. Рядом с нею постукивала и жужжала электростанция — зеленый прямоугольник из бетона. Никакого дыма не поднималось из труб домика, старенького пикапчика Хюндай, принадлежащего Антонио, не было видно, и я предположил, что Суйяпа укатила в город на ранний базар. Опустошенный от надежды и энергии, каким я был в своей камере, я уселся на камень возле ограды прямо на краю вершины и уставился вниз на море тумана. Я различил странные фигуры, движущиеся в нем, приписав их неправильностям восприятия, вызванным моим обессиленным состоянием, но когда солнце поднялось выше и выжгло прочь туман, обнажив склон горы, город, раскинувшийся на полумесяце залива, и, ближе к горизонту, узкую полоску земли, что образует мыс Гондурас, эти эфемерные фигуры стали более материальными, хотя все еще плохо определенными, сотни и сотни их плавали в воздухе, полупрозрачные, как медузы. Я подозревал, что они могут быть сродни теням, что я видел выходящими из материальных тел Эспиналя и других охранников, и поэтому могут послужить ключами к тому, что может случиться со мной; и я тогда стал осмысливать факт, что каждый раз, когда я получаю разряд электричества, тени становятся яснее. Я задумался, не сделает ли их очередной разряд еще четче.

Перспектива применить скотский шокер Эспиналя к себе, чтобы проверить гипотезу, далась мне нелегко, однако она не казалась совершенно абсурдной. С самого начала я ощутил ту же волну предвидения, которую почувствовал, когда увидел Эспиналя, входящего в мою камеру, как если бы кто-то внутри меня желал этого, и это ощущение перевесило все мои опасения. Я закатал штанину, приставил кончик шокера к бедру и, чуть поколебавшись, нажал на спуск. Когда я очнулся — а период прихода в себя был гораздо короче, чем ранее — то, что я увидел, заставило меня переосмыслить не только мое понимание всего того, что случилось со мной, но также и мои базовые предпосылки о природе мира.