Семейное дело - [96]

— Вот так я и сбегала замуж, — усмехнулась Нина.

Какое-то время они шли молча.

Эта короткая и действительно, в общем-то, простая история неожиданно взволновала Алексея. Молодая женщина, которая шла рядом с ним, оказывается, была несчастлива, и, быть может, даже большим несчастьем, чем он сам! Между тем, что случилось год назад с Ниной, а сейчас с ним, существовало некое прямое и близкое родство, достаточно близкое для того, чтобы Алексей не мог не почувствовать жалость к этой женщине, и теперь его собственная боль как бы потеснилась, уступив другой, чужой боли.

— Только очень прошу — не надо никому говорить об этом, — сказала Нина. — Терпеть не могу всякие ахи и охи. Я сама не знаю, почему рассказала тебе всю эту историю. Наверно, кто-то должен был попасться под такое настроение. Попался ты.

— Нет, — сказал Алексей. — Ты уж не ври, если не умеешь.

— Я не вру. Конечно, сегодня я все поняла про тебя…

— И поняла, что есть кому поплакаться, — закончил за нее Алексей. — А жалость, как известно, унижает человека.

— Трудно возражать классику, — усмехнулась Нина, — но все-таки иногда так хочется, чтобы пожалели! Впрочем, чего же меня-то жалеть? Это мне стало жалко тебя. Сидела и даже реветь хотелось, честное слово. Ты ее давно знаешь?

— Давно, — сказал Алексей. — Два года.

— Давно, — согласилась Нина. — Она же еще совсем девчонка. А глазищи-то у нее какие!

— Да.

Нина поудобнее пристроила свою руку на его руку, словно приготавливалась к долгому разговору, и Алексей подумал: как странно! Они знакомы уже полгода, а разговоров между ними все-то и было, что «здравствуй» — «до свидания», и еще по разным комсомольским делам, а сейчас будто все раскрылось, и так хорошо, так легко, так просто и доверчиво, словно у старинных друзей.

— Я вовсе не хочу тебя успокаивать, — сказала Нина, — но поверь мне — все проходит. Не сразу, конечно. Сначала очень больно, ходишь и думаешь одно и то же: господи, да за что же! Потом оказываешься в какой-то пустоте. Никому не веришь, и такой мрак на душе… А потом все легче и легче. И хорошо, если в такое время встретишь кого-нибудь…

— Ты встретила?

Она не ответила, будто не расслышала вопроса.

— Так что и от этой болезни тоже можно вылечиться, Алеша. Хорошо, если ты мне поверишь.

— Как доктору? — грустно пошутил он.

— Просто я старше тебя на четыре года, — сказала Нина, — и, значит, кое в чем понимаю больше.

Снова они одновременно поглядели друг на друга. Они были одного роста, и их лица оказались рядом. Прядь светлых волос выбивалась из-под Нининого капюшона, и Алексей, стянув зубами перчатку со свободной руки, осторожно поправил ее.

— Тоже мне старушка, — ворчливо сказал он. Нет, не жалость, — сейчас он испытывал удивительную нежность, и одно короткое прикосновение к этой женщине, к ее холодному лбу смутило Алексея именно тем, что эта нежность как бы нашла свой неожиданный выход. — Завтра на пенсию, или подождешь тридцать один годик?

— Подожду, — засмеялась Нина. — Вот мой дом. — Они прошли еще немного. — Извини, я не могу тебя пригласить к себе: дома развал, ничего не убрано, да и соседка у меня такая… Как-нибудь в другой раз, ладно? Ну, до завтра?

Алексей стоял перед ней, и ему не хотелось прощаться. Эта недальняя прогулка и этот разговор не то чтобы успокоили его, а что-то смягчили в нем или добавили ему немного того человеческого тепла, в котором, сам того не подозревая, он нуждался сегодня больше всего. То, что это тепло досталось ему от совершенно чужого и, в сущности, даже малознакомого человека, никак не удивляло его. Его удивляло другое — то открытие, которое он сделал за какие-нибудь двадцать минут ходьбы от кафе до этого дома, — открытие Нины.

— Спасибо, — сказал он.

— За что же, глупенький? — удивилась Нина. — А можно мне поцеловать тебя?

Она поцеловала его в щеку — он растерялся и не успел ответить, — улыбнулась, кивнула и вошла в подъезд… Дверь за ней хлопнула коротко и гулко.

18. ВЕЧЕР ПОД НОВЫЙ ГОД (Продолжение)

Идти на день рождения к Рогову не хотелось, но Силин понимал, что не пойти просто нельзя. Тут ни на какие уважительные причины не сошлешься. Впрочем, народу там соберется много, Рогову будет не до разговоров — посидим часов до двух и домой… Да и какие могут быть разговоры? План выполнен по всем технико-экономическим показателям еще неделю назад, так что с этой стороны все в порядке. Ну, не завершили план по строительству цеха турбинных лопаток, под конец года пошло плохое литье — пришлось забраковать на тридцать шесть тысяч рублей отливок, — в прежние годы было еще хуже. Главное — освоили турбину. В день, когда головную турбину вывозили с завода, народ собрался как на праздник. На первой платформе кто-то сделал надпись цветным мелом: «Служи, «десяточка», до коммунизма!»

Дизель шел медленно, и люди шли рядом с платформой, махали руками, будто провожая в дальнюю дорогу не безжизненный пока металл, а близкого человека. Тут же, с наспех сколоченного помоста, вели съемку операторы, приехавшие накануне из Москвы. Репортер, прибывший с ними — толстый, с гладко зачесанными назад волосами, — просидел в кабинете Силина часа полтора, донимая вопросами. На эти полтора часа хозяевами кабинета стали киношники: они ходили, устанавливали осветительную аппаратуру; тут же, по ковру, змеились кабели; камера уставилась на Силина своим холодным оком, микрофон перед ним был как готовый выстрелить пистолет.