Семь страниц из истории русской музыки - [55]

«Итак, наша консерватория оказалась отставленной от человека, имя которого составляет нашу гордость и пользуется европейской славой», — писала газета «Русь». Особенно страстной была статья В. В. Стасова. Великий музыкальный критик завершил ее такими словами: «Глинку разные «распорядители» сглодали и замучили, Мусоргского и Бородина — тоже, Балакирева — тоже; теперь дошло дело до Римского-Корсакова. Какое отвращение! Какой стыд!»

В одной из газет появилась тогда статья «Как мы поощряем таланты». Ее автор писал:

«Мы довели до самоубийственной дуэли Пушкина.

Мы послали под пули Лермонтова.

Мы сослали на каторжные работы Достоевского.

Мы живым закопали в полярную могилу Чернышевского.

Мы изгнали один из величайших умов — Герцена.

Мы экспатриировали Тургенева.

Мы предали анафеме и поношению Толстого.

Мы выгнали из консерватории Римского-Корсакова».

Композитор получил множество сочувственных, ободривших его писем. Их писали и видные музыканты, и любители музыки, и люди из народа. Вслед за увольнением Римского-Корсакова из солидарности к нему ушли Глазунов, Лядов, Ф. Блуменфельд, Соколов, Есипова, Вержбилович и другие видные профессора. Для многих музыкантов его мужественное поведение стало примером.

Николай Андреевич писал: «Случилось нечто невообразимое. Из Петербурга, Москвы и изо всех концов России полетели ко мне адреса и письма от всевозможных учреждений и всяких лиц, принадлежащих и не принадлежащих к музыке, — с выражением сочувствия мне и негодования на дирекцию Русского музыкального общества. Ко мне являлись депутаты от обществ и корпораций и частные лица с теми же заявлениями. Во всех газетах появились статьи, разбиравшие мой случай; дирекцию топтали в грязь, и последней приходилось очень скверно».

Членов дирекции изображали с пробками вместо голов, Бернгарда называли ничтожеством и тупицей, а он даже в суд не подал. На одной из карикатур маленькие члены дирекции играют на шарманке и дудочках, а огромный Римский-Корсаков уносит от них свои партитуры и верхнюю часть здания консерватории. Владимирские крестьяне собрали Римскому-Корсакову на бедность 2 рубля 17 копеек. «Поняли мы, что потерпели Вы за правду, за то, что не хотели слушаться незаконных приказов начальства да не хотели идти заодно с полицией. Правильно Вы поступили», — говорилось в письме группы крестьян.

Столичные журналисты были не так наивны, они знали, что автор 14 опер, в сущности, ничего не потерял, но навек опозорены те, кто поднял на него руку: «Римский-Корсаков больше не профессор. Он уже просто Римский-Корсаков».

В разгар студенческих волнений, одновременно с возрастающим революционным движением, бастующие учащиеся решили поставить своими силами оперу «Кащей Бессмертный». Сбор со спектакля предназначался семьям рабочих, погибших 9 января. Несмотря на преследования полиции, разгонявшей участников спектакля, не дававшей репетировать, даже арестовывавшей их, опера была разучена со «сказочной быстротой» — в девять дней.

При огромном стечении публики исполнение ее состоялось в театре «Пассаж», который был предоставлен консерваторцам, артисткой В. Ф. Комиссаржевской. Спектакль оказался очень интересным в идейно-художественном отношении. Руководил его постановкой и дирижировал Глазунов. Декорации и костюмы создавались под руководством художника П. Билибина. Среди студентов — участников спектакля было много талантливых, ставших потом известными деятелями музыкального искусства. Спектакль превратился в общественную манифестацию. По воспоминаниям М. Ф. Гнесина, «на спектакль явились делегации со знаменами и адресами… тут были и текстильщики, и конторщики, и маляры, и металлисты». Революционное содержание, яркое музыкальное воплощение его в опере нашло горячий отклик в публике. Слушатели без труда узнали в изображении Кащеева царства порядки современного им общества, а в образе Кащея — обобщенный образ русского царизма. По окончании оперы Римского-Корсакова чествовали как великого художника и гражданина. На спектакле присутствовал 80-летний В. В. Стасов, от души радовавшийся новому успеху русского искусства.

Ворвавшиеся на сцену по приказу генерал-губернатора городовые стали опускать железный занавес, чтобы отделить композитора от публики. Но студенты вступили с ними в борьбу. Они держали занавес руками. Публика бросилась им помогать, подставляла стулья, не давая занавесу опуститься. Спектакль показал огромную общественную роль передового искусства. А признание оперы явилось своего рода выступлением общественности в защиту композитора.

Конечно, преследования Римского-Корсакова со стороны правительства не прекратились. Его произведения запретили исполнять и в концертах, и на сцене. Однако с подъемом революции этот запрет отпал, и приказ об увольнении Римского-Корсакова потерял силу. Под давлением событий консерватория получила автономию, она перестала зависеть от РМО. Прежнего директора — трусливого — чиновника Бернгарда — сменил А. К. Глазунов, остававшийся на этом посту двадцать три года, вплоть до 1928 года. Вернулись к занятиям освобожденные из тюрьмы студенты.