Семь страниц из истории русской музыки - [56]

Римский-Корсаков приветствовал и дальнейшее течение революции. «Время великое… старый порядок подорвался навсегда», — писал он. Он живо отозвался на известие о восстании на броненосце «Потемкин» и на репрессии царского правительства против революционных сил страны. «Вы там читаете всю правду, а мы здесь догадываемся лишь по намекам газет, какие ужасы творятся в России в настоящую минуту для обуздания и согнутия в бараний рог. А с «Князем Потемкиным» вышла штучка нечего сказать — небывалая. А все это плоды мордобития, сечения, расстреляний и повешений. Много еще всего этого будет», — писал он жене, находившейся на лечении за границей.

У композитора в это время зрел замысел оперы «Степан Разин», о вожде народного восстания. Однако осуществить этот замысел не удалось, хотя сюжет долгое время «страшно нравился» композитору. Римский-Корсаков понял, что такую оперу он никогда не увидит в театре, она не будет допущена к постановке. И оставил работу. Из материалов к опере осталась лишь инструментальная пьеса «Дубинушка». Композитор создал ее под впечатлением рабочей демонстрации^ певшей эту песню.

В декабре 1905 года было разгромлено восстание в Москве. Наступила реакция. Часть студентов подверглась арестам, некоторых из них выслали по этапу на север страны. Над самим Римским-Корсаковым нависла угроза ареста. Но он продолжал отстаивать завоеванные права учащихся, он остался верен своим взглядам.

Последняя опера Римского-Корсакова «Золотой петушок» проникнута революционными настроениями. Сатира на самодержавие заметна уже в «Сказке о царе Салтане», более резко она выступает в «Кащее Бессмертном».

Сатира на царизм заложена уже в сказке Пушкина. Однако Римский-Корсаков и его либреттист Бельский усилили и развили сатирический элемент в тексте оперы. Сохранив большую часть стихов Пушкина, они внесли в либретто черты своего времени и создали злую сатиру на Николая II и его приближенных, позорно проигравших русско-японскую войну 1904–1905 годов. Первая же сцена — торжественное заседание царской думы — раскрывает ничтожество и тупость царя Додона, царевичей и бояр. Заседание должно решить, как «концы своих владений защитить от нападений». С самыми вздорными проектами выступают царевичи. Гвидон предлагает «снять войска с границы и расставить вкруг столицы… И пока сосед на селах, нивах, пажитях веселых будет зло свое срывать, ты успеешь и поспать…». Афрон хочет и вовсе распустить «наше доблестное войско, полно пылкости геройской… А за месяц перед тем, как напасть на нас соседям, мы навстречу им поедем». Бояре лишь поддакивают им. Сами они неспособны придумать что-либо и на презрительный возглас Додона: «Дурачье!» — отвечают подобострастно: «Так точно». Как и его придворные, царь не утруждает себя мыслями и правит страной, «лежа на боку». Он смешон и нелеп в своей трусости перед врагом и в любви к Шамаханской царице, когда, повязанный женским платком, пляшет ей в угоду перед всем войском, как шут; Изображение царства Додона, фигура самого царя — меткая карикатура на самодержавие, насыщенная злободневными намеками: взаимная неприязнь членов семьи царя, неурядицы в царском доме, вражда и интриги генералов были известны всем. Издевательская сцена, когда придворные вместе с царевичами придумывают при помощи разных гадалок, как оборониться от врагов, не могла не напомнить о шарлатанах и придворных гадальщиках, предшествовавших Распутину. Поход Додона напоминал зрителю позорные события русско-японской войны. «Есть запасы?» — спрашивает царь воеводу Полкана. «На три года», — отвечает воевода. Царское правительство так же уверяло, что в крепости Порт-Артур хватит запасов на 3 года и что крепость непобедима. Между тем она была сдана врагу чуть ли не через три месяца.

Острым злободневным намеком на произвол и беззаконие, творимые самодержавием, звучало рассуждение Додона о законах:

По законам? Что за слово?

Я не слыхивал такого.

Моя прихоть, мой приказ —

Вам закон на каждый раз.

Жестокость царя и его приближенных напоминала зрителю о жестокости дома Романовых. Так, ключница царя Амелфа, его «внутренний министр», грозит карами народу, ждущему возвращения царя.

Как ни ясен и конкретен текст либретто, но только в соединении с музыкой Римского-Корсакова он получает яркое сатирическое звучание. Композитор находит убийственно-насмешливые интонации, остроумные приемы для разоблачения своих «героев».

Свободолюбивым, талантливым, полным достоинства и в страдании, ищущим справедливости, героически защищающим свою Родину, изображал Римский-Корсаков народ в прежних своих произведениях. Подчеркивая роль народа, композитор создал ряд красочных сцен, глубоко содержательных хоров, построенных на самостоятельных музыкальных темах. Но в «Золотом петушке», народ — безликая масса и не имеет своих, только для него характерных мотивов. Упадок общественной активности, который Римский-Корсаков наблюдал после поражения революции 1905 года в некоторых слоях народа, наполнял его горечью.

Известно, что Римский-Корсаков хотел окончить оперу призывом расходиться «до зари, до петуха».. В народных песнях и сказках петух упоминается как предвестник зари, начала нового дня. С образом петуха связаны в фольклоре и более грозные представления: красный петух — символ пожара, мятежа, и поэтому такая концовка приподняла бы революционное звучание оперы. Римский-Корсаков писал Бельскому: «…Пусть себе запрещают или разрешают конец — какое нам дело? Да и не запретят: ведь мы предлагаем публике спать до зари и петуха, а когда они придут — неизвестно, следовательно, мы самые благонадежные люди». Все же Бельский сделал другое окончание оперы и в заключительных словах Звездочета зашифровал ее идею.