Семь страниц из истории русской музыки - [53]

Идея патриотического долга, народного подвига, защиты родной земли от врагов, напавших на нее, занимает в опере важное место. Героизм народа вызывает невольное уважение даже у врага. «Эх, зол народ, хоть жилы тянут, а он молчит. Пути не скажет», — говорят предводители орды.

«Сказание о граде Китеже» — произведение многоплановое. Эпическое повествование в нем соединяется с лирикой и глубокой психологичностью, фантастика — с реалистическими народными сценами.

Заключение оперы до сих пор вызывает споры. Существует мнение, что в изображении жизни спасенного Большого Китежа отразились религиозные взгляды Римского-Корсакова, а также влияние на него идей непротивления насилию. Возможность такого толкования предвидел автор. В беседе со своим биографом В. Ястребцевым вскоре после завершения оперы он высказался о религии: «Я лично ни на минуту не верю в возможность загробной жизни». Композитор Гнесин приводит другой разговор со своим учителем на ту же тему в связи с «Китежем». Римский-Корсаков сказал: «Это просто народные предания. А мое внимание вызвала их красота!» Композитор поставил перед собой задачу выразить взгляд народа на историю. Размышления о современности подсказали ему выбор одной из величественных иератических страниц русской истории. В древней литературе и легендах он нашел картины трагической действительности, облекавшиеся зачастую в религиозную форму, но всегда с земной мечтой о прекрасном будущем. Это воплощение народного идеала роднит «Сказание о граде Китеже…» со «Снегурочкой», в которой таким идеалом является страна мудрого старого Берендея.

Премьера оперы состоялась в Петербурге на сцене Мариинского театра только в 1907 году. Прекрасное исполнение Ершовым роли Гришки Кутерьмы раскрыло всю глубину образа. Артист очень полюбил эту роль и работал над ней всю жизнь. Через много лет после первого представления, когда опера была возобновлена в 1926 году, он играл ее еще более одухотворенно, а затем, уйдя со сцены, с увлечением показывал ее в консерватории своим ученикам.

Хотелось бы, чтобы вы представили себе Римского-Корсакова не только как гениального творца, но и как человека, узнали бы о быте его семьи. Случайный любопытный, заглянув в его кабинет, не сразу понял бы, где он находится. Правда, на стенах висели портреты Глинки, Вагнера, Глазунова, Мусоргского, Бетховена, Шумана, Шопена, Листа. Но они могли бы принадлежать человеку любой профессии, интересующемуся искусством. Обычных в кабинете композитора рояля или пианино здесь не было. Рояль стоял в гостиной, для того чтобы им могли пользоваться все.

В семье все любили музыку и занимались ею. Больше всех на рояле играла Надежда Николаевна. С годами она не утратила ни любви к музыке, ни техники и тонкости игры. Специально для Николая Андреевича она выучила все произведения любимого им Шопена, играла многие произведения Глазунова, Лядова, переложения оркестровых пьес и опер, которые делала сама. Сыновья играли на скрипке и виолончели, разучивали с матерью ансамбли. Дочери пели. Старшая — Софья — выступала в небольших ролях на частной сцене (например, в роли мамки в «Борисе Годунове»). На покупку рояля специально для хозяина дома сперва не хватало денег, а затем отпала необходимость: обладая прекрасным слухом, он представлял себе звучание без игры на инструменте. Лишь изредка приходил в гостиную к роялю проиграть записанное, импровизировать, а то и просто взять аккорд в нужной тональности или даже одну ноту ля — проверить слух.

Основная работа проходила за столом. День композитора был строго распределен. Утром сочинение, днем занятия в консерватории, часам к шести вечера возвращение домой. «Я буду несчастным человеком, если не отдохну хоть 20 минут», — говорил он обычно в это время. И точно через 20 минут вставал свежий, повеселевший, и вновь принимался за работу — правку корректур, переписку набело, и так до часу ночи. Иногда вечерние занятия отменялись — в случае концерта, интересного спектакля, ученического вечера или же приглашения в гости, что бывало не часто.

Мало знакомым с жизнью композитора такой строгий распорядок мог казаться слишком педантичным. Сочинение музыки, говорили они, требует вдохновения, а его не закажешь на определенные часы от 7 до 12 утра. Но и Чайковский говорил о каждодневном труде музыканта, который обязан заниматься своим искусством «так же, как сапожник тачает сапоги». Если бы Римский-Корсаков не работал так систематически, он никогда не создал бы так много музыки. На самом деле, особенно в период увлеченности работой, творческая мысль композитора почти не выключалась. Мысли часто овладевали им даже во время разговора. Перерыва в творчестве Римский-Корсаков не любил. Летом, освобождаясь от педагогической работы, репетиций, концертов, он еще больше времени отдавал творчеству. Особенно любил сочинять в деревенской глуши, в аллеях парка.

В 1883 году Римского-Корсакова пригласили в капеллу, и он сразу понял, что преподавание в теоретических классах было поставлено очень плохо. Ни обучение мальчиков-певчих, ни их воспитание никого не беспокоили. Безграмотных маленьких певчих, забитых и невоспитанных, ждала печальная участь. Когда они взрослели и теряли голос, их увольняли, так и не приученных к труду.