Секрет Черчилля - [100]
25 июня 1948 года военное министерство «посоветовало» Клею «не настаивать на вводе в обращение западногерманских денег (Deutsche Mark) в Западном Берлине, если эта мера может привести к вооруженному конфликту». Клей пренебрег этим и ввел в обращение новую западногерманскую денежную единицу в Западном Берлине, ничем при этом не рискуя, и доказал, что твердая позиция оправдывает себя. Он поднял затем новый «вопрос», гораздо более опасный, — о применении силы для прорыва «блокады Берлина». Если бы Клею и это удалось, то на этот раз, безусловно, началась бы война. Бравый генерал ни о чем другом, кроме войны, не помышлял. Ведь победа была у него в кармане.
Следует добавить, что серьезность положения объяснялась прежде всего тем, что главнокомандующий американскими оккупационными войсками в Германии не был одинок и проводил не свою личную политику. Его поощряли издали. Понадобилось решительное противодействие Белого дома и государственного департамента, чтобы помешать восторжествовать этой политике.
В это время военные в Вашингтоне развернули бурную деятельность, по видимости не имевшую никакой связи с тем, что происходило в Берлине. Они как раз пытались обеспечить себе контроль над атомной бомбой, что означало бы, что они смогли бы ее применить по своему усмотрению, не отчитываясь перед Вашингтоном. Ядерное оружие находилось в то время под контролем Комиссии по атомной энергии, и право окончательного решения вопроса о его применении принадлежало президенту Соединенных Штатов.
Этот вопрос стал предметом бесед с Трумэном, в окружении которого военные нашли себе убежденного защитника в лице министра обороны Форрестола, советофоба № 1 Соединенных Штатов. Трумэн решительно отказался предоставить такое право военным. Как пишет он в своих мемуарах, надо бы «со всей искренностью» ответить на вопрос: «Разумно ли было бы доверить охрану бомбы и право принятия решения другой организации [армии], которая сама должна была бы ее применить». Трумэн не хотел «предоставлять какому-нибудь ретивому подполковнику право решать, в какой момент следует бросать бомбу».
21 июля 1948 года военные руководители сами официально потребовали издания президентского декрета, передающего контроль за атомной бомбой армии. Но они натолкнулись на категорический отказ президента. В этот день Форрестол записал в своем дневнике: «Я сказал, что, учитывая напряженность, которая проявляется в Европе [берлинский кризис], мне представляется затруднительным обеспечить выполнение моих обязанностей, пока не будет наверняка решен вопрос о том, применим ли мы атомную бомбу в случае войны», — войны, которая могла возникнуть в результате берлинского кризиса. И Форрестол добавил без всяких околичностей, что он «считает необходимым составить планы, один из которых исходил бы из гипотезы применения атомной бомбы, а другие — из противоположной гипотезы».
Итак, в Пентагоне думали о войне и всерьез рассматривали вопрос о применении ядерного оружия. Уверенность в этом облегчила бы принятие решения в духе войны. Таков был, несомненно, ход мыслей Форрестола и всех тех, кто стремился к войне и настаивал на том, что бы был решен «вопрос» о применении атомной бомбы.
21 июля 1948 года Клей отправился в Вашингтон, чтобы на месте защищать свою идею прорыва блокады силой; и в первый же день своего приезда предпринял попытку встретиться с Форрестолом. Три недели тому назад, сказал ему Клей, «определенно можно было бы провести транспорт без особых трудностей». Теперь «это, без сомнения, более рискованно». Но он полагал, что и «сейчас это еще можно сделать, не провоцируя войны». Однако «шансы» будут «уменьшаться, по мере того как берлинский кризис начнет занимать все большее место на страницах газет и станет предметом более многочисленных дипломатических сношений».
Эти люди, игравшие с огнем, играли также и словами. Если Клей спешил, то отнюдь не затем, чтобы избежать «провоцирования войны», прорвав блокаду силой, а, напротив, чтобы не упустить «возможность» ее спровоцировать. Ибо он при всех обстоятельствах хотел прорвать блокаду.
Клей спешил главным образом потому, что прекрасно отдавал себе отчет, что берлинский кризис смягчается и успешно налаживаются «дипломатические сношения» между Вашингтоном и Москвой с целью полного его устранения. Президент Трумэн, как рассказывается в дневнике Форрестола, 19 июля 1948 года в ходе совещания в Белом доме следующим образом охарактеризовал позицию своего правительства: оставаться в Берлине, но использовать все дипломатические средства, чтобы достигнуть какого-то соглашения и избежать войны.
Упущена последняя «возможность»
В июле 1948 года мир был на волосок от войны. Достаточно было одного безрассудного поступка несколько возбужденного генерала — попытки силой прорвать «блокаду Берлина», — и Европа снова была бы охвачена пламенем.
Генерал Клей со зловещим цинизмом рассказывает в своей книге («Решение в Германии»), как он думал о войне и старался ее спровоцировать. Он неоднократно предлагал Вашингтону отправить транспорт с войсками из американской оккупационной зоны. Он утверждал, что этот транспорт беспрепятственно пересечет территорию советской зоны и прибудет в Западный Берлин. Тем самым блокада будет прорвана. Если верить его словам, то он полагал, что «шансы на то, что русские окажут вооруженное сопротивление проходу такого транспорта, и, следовательно, опасность возникновения конфликта маловероятны».
