Счастливый Мурашкин - [8]
— Решил! Шестнадцать ровно, как в ответе! — Мурашкин улыбнулся. По математике у него пять. У Одинокова — четыре.
— А я и не решал, — сказал Одиноков беспечно. — Я фигурное катание смотрел.
— И я смотрел! Я в Пушкине смотрел, у бабушки.
— В Пушкине хорошо, — сказал Одиноков. — Там каток хороший. Я туда в прошлом году ездил с отцом.
— А я вчера с отцом в хоккей играл во дворе, — сказал Мурашкин. — Выиграл. Сорок — тридцать девять.
Одиноков посмотрел на Мурашкина сбоку и улыбнулся. Но ничего не сказал. Он тоже часто проигрывал Мурашкину. Хотя играл гораздо лучше.
Помолчали.
Метель толкала их то в грудь, то в спину. И казалось, что огромные новые дома с белыми, будто выкрашенными снегом, стенами дрожат и качаются. Как ледоколы в Северном океане.
Свернули в переулок. Стало совсем темно. Фонарей в переулке нет, а окна утром не светятся.
— Первый — математика! — громко сказал Мурашкин. Он боялся темноты. В переулке носились тёмные вихри. Идти стало ещё труднее.
— Если на большой переменке Вихров опять полезет, ты крикни, — сказал Одиноков.
— Я — сам! — неожиданно отказался Мурашкин. — Мне вчера отец приём показал. Я теперь хоть пятиклассника — одной левой!
— Какой приём? — удивился Одиноков.
— Самый лучший! Называется — каратэ!
— Покажи!
— Потом!
Одиноков почувствовал в голосе Мурашкина какую-то хитрость. Это его встревожило. Он знал Мурашкина как человека откровенного. За это и уважал. С детства. С самых яслей.
— Ну, покажи, Мураш! Что тебе — жалко?
— Не стоит, — сказал Мурашкин. И поправил поудобнее лямки ранца. — Каратисты не дерутся. Их и так все боятся!
— Покажи, а то хуже будет!
Они остановились. В темноте лицо Одинокова казалось ещё более суровым и взрослым. Дрались они всего раз в жизни. Ещё в ползунковой группе. С того дня и подружились. Мурашкину мама рассказывала.
Но теперь Одинокое смотрел исподлобья. Не верил, что Мурашкин может его победить.
Мурашкин стал вспоминать отцовский приём. Захват… Подножка… Только сначала нужно крикнуть по-японски, чтобы противник растерялся…
Он представил, как сидит верхом на лежащем Одинокове, а Вихров только дразнится издали, подойти боится. Потом Вихров требует у него пример списать. Но Мурашкин не даёт. И Вихров опять только издали показывает ему кулак…
— Ну? — Одиноков приблизился, поставил портфель на снег.
Они смотрели друг другу в глаза. Ударил порыв метели. И Мурашкину показалось, что он столкнулся с врагом прямо на Северном полюсе. Что Одиноков даже и не Одиноков сейчас, а почти Вихров. Что драться придётся, хочешь не хочешь. И он вздохнул, собрался с силами. И крикнул по-японски так громко, что сам зажмурился.
Одиноков засмеялся. Мурашкин открыл глаза.
И вдруг понял, что не помнит, как нужно делать этот несчастный приём, с чего начинать. Зато он вспомнил, как в детском саду Одинокова дразнили. Три Толстяка — вот как!
Да и при чём тут приём! Приёмом его не возьмешь…
Мурашкин снял ранец, поставил его рядом с портфелем Одинокова. Отошёл на три шага назад. И вдруг бросился на Одинокова, вытянув обе руки вперёд, как он бросался всегда на Вихрова.
Потом Одиноков помогает Мурашкину подняться, отряхивает сзади его пальто, подаёт шапку и ранец.
Одиноков улыбается другу.
— Ничего приёмчик, — говорит он. — Нормально ты меня уложил. Только резче нужно. Понимаешь? Давай покажу!
Но тут слышится школьный звонок. Школа через два дома. А звонок звенит-заливается, и мимо пробегает в расстёгнутой куртке Вихров. Мимоходом Вихров сбивает с Мурашкина ушанку, Одинокова с размаху шлёпает портфелем.
— Ничего! — говорит Мурашкин, принимая от Одинокова шапку. — На большой перемене он у меня получит!
— Ты его — японским приёмом, — советует Одиноков. — Только — резче. Я помогу, не бойся.
— Я — сам! — говорит Мурашкин.
— Главное — резче! — повторяет Одиноков.
Мурашкин кивает и спокойно натягивает свои красные варежки, хотя до школы рукой подать.
— Нормальные варежки, — говорит Одиноков с уважением. — У боксёрских перчаток тоже один палец…
На большой перемене Вихров стоял у окна. Тихо стоял, вежливо. И Мурашкину надоело ждать, когда Вихров нападет, он сам к нему подошёл. Встал на цыпочки, руку положил на плечо Вихрову, чтобы не убежал, зажмурился и набрал воздуху для атаки.
— Чебурашка, друг! — крикнул Вихров. Ух и скука на каникулах, а? — Он поднял Мурашкина и посадил на подоконник. — Эдька, иди к нам скорей! — И Вихров обнял одной рукой Мурашкина, а другой — подбежавшего Одинокова…
Диктант
Начался урок русского языка.
— Я расскажу вам сказку, сказала Людмила Васильевна. — А вы мне поможете. Однажды учитель вошёл в класс и спросил ребят: «Чем знаменита собака?» Что бы ты ответила ему, Кулешова Лариса?
— Собака Лайка была первым на земле космонавтом! — сказала Кулешова.
— Молодец, Лариса. А ещё?
— Собаки людей спасают! — напомнил Эдик Одиноков. — И в горах, и на воде. Одна гора даже в честь собаки называется — Сен-Бернар. И в одном городе даже памятник стоит собакам, которые опыты делали с учёными.
— Ну, Эдик, ты прямо энциклопедия! — улыбнулась Людмила Васильевна. — Только всё у тебя наоборот. По-твоему получается, что и на прогулку собаки своих хозяев выводят, так?
Батально-эротическая феерия, о восьми главах огнедышащих, с бодрой войной и гордой блокадой, с чистой любовью и грязным сексом, с громом психопропедевтических выстрелов генерала Зукова в упор и навскидку, а также зафиксированным явлением Пресвятой Богородицы и стратегическими ночными полетами АБСОЛЮТНО ГОЛОЙ ПИОНЕРКИ!
Тумасу шесть, он сидит на веранде и ждет своего лучшего друга — лохматого смешного пса по имени Трассель. Обычно Трассель прибегает к Тумасу утром и они играют весь день напролет. Но сегодня Трасселя все нет и нет. Что, если с ним что-то случилось? Тумасу строго-настрого запрещено выходить из дома одному, но он все равно отправляется на поиски друга.
Переиздание повести погибшего во время блокады ленинградского писателя В. Валова. Повесть посвящена детям, помогавшим красным партизанам в борьбе с белогвардейцами во время гражданской войны.
Электронная книга не имеет прямого печатного аналога. В нее включены две приключенческие повести Игоря Всеволжского, опубликованные в годы Великой Отечественной войны. Повесть «Зеленая стрела» печаталась в газете «Пионерская правда» в №№ 31-40 за 1944 г., а повесть «Собака полковника» в журнале «Пионер» за 1945 г. (№№ 1-6). Название книги и обложка сделаны нами. Сохранена орфография печатных изданий с одним исключением — использован твердый знак — V_E.
В волшебной долине единорогов и праздники всегда совершенно волшебные. На празднество в честь дня рождения Авроры, королевы долины, пригласили всех-всех, даже Аишу и Эмили, девочек из нашего мира, и добрых подруг Авторы. Но кто-то хочет сорвать праздник. Блёстки, которыми собирались осыпать именинницу, превратились в жижу, а прекрасные подарки в нарядных коробках оказались испорчены… Аиша и Эмили намерены разобраться и всё исправить. В конце концов без приключений не бывает идеального дня рождения!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.