Счастливый конец света - [8]

– И все же, наставник, свалка есть свалка…

– Ты что, хлопчик, раздумал лететь?

– Я не о себе…

– Ты летишь или нет?

– Лечу, конечно!

– И не боишься?

– С тобой – нет, наставник.

– Вот и они – со мной не побоятся.

– Ты хочешь сказать, что у тебя уже есть экипаж?

– Был бы корабль, экипаж найдется. Ладно, хлопчик, пора за дело.

Мы как раз вступили на территорию мусорной свалки, и Допотопо немедленно развернул кипучую деятельность: стал метаться туда-сюда, царапая ногтем большого пальца знаки на приглянувшихся ему предметах, от меня требуя лишь одного – запомнить их местонахождение:

– У меня, сам знаешь, память никудышная.

Оставленные им царапины были едва видны, повсюду, как и приличествует свалке, царил невообразимый хаос, ориентироваться в котором было практически невозможно. Я предложил более простой и надежный способ маркировки: прикреплять на предметы, точнее, на их бренные останки, микродатчики, которыми я загодя набил свои карманы и с помощью которых можно было фиксировать координаты с точностью до двух дюймов. На это Допотопо заметил, что датчики – те же портовые шлюхи, они посылают свои позывные всем, кто хочет их слышать, а его отметины доступны лишь ему и мне. На мой резонный, как мне представлялось, вопрос: к чему такая конспирация, если за нами неусыпно следят «Три шестерки», а значит, и весь Триэс, Допотопо заметив, прочищая ноздри на электронную требуху развалившегося межпланетного парома, что весь Триэс видит, как два чудака копаются на мусорной свалке, однако разрешающая способность трехшестерочных объективов такова, что никто из зрителей не в силах разглядеть, чем конкретно они занимаются. Кроме того, в отличие от меня, бесчувственного чурбана, он, Допотопо, затылком чует нацеленный на него объектив и в это время делает пометки не те и не на тех предметах, вводя в заблуждение потенциального соглядатая. И меня, мысленно добавил я, делая отчаянные попытки запомнить хотя бы малую часть из того, что подлежало запоминанию…

– Не знаю, как насчет объективов, – вслух сказал я, – а микрофоны у них отличные.

– А глушитель на что? – сказал Допотопо. – Вот гляди!

И он поднес большой палец к ноздре:

– Да не на меня, на небо гляди!

Я задрал голову: наше изображение исчезло, и по небовидению пошел рекламный ролик «Приглашаем на секскурсию в Большой Охохой!»

– Видал? – улыбнулся Допотопо. – Просто и надежно. Они моего носа, как черт ладана боятся! Так

что, ежели захочешь что сказать не для чужих ушей, дай мне знак, и я все устрою… у-у, черт!…

Последнее относилось к обшивке парома, которая оказала сопротивление ногтю его большого пальца,

С удовлетворением наблюдая, как Допотопо морщится, рассматривая сломанный ноготь, я вкрадчиво полюбопытствовал: кого еще, кроме нас, может заинтересовать вся эта рухлядь? От кого, собственно говоря, мы пытаемся скрыть наши приготовления?

Покосившись наверх и сокрушенно покачав головой – «секскурсия» там была в самом разгаре, – До-потоп о шепнул:

– Дай бог, взлетим, тогда узнаешь… У тебя, случаем, трифаносомы нет с собой?

– А разве вы… – вопрос застал меня врасплох, я знал, что он не пьет. – Нет, конечно, я же обещал вам, что не притронусь…

– Не притронусь! – передразнил он меня. – А ты хоть раз-то прочитал, что там на флаконе написано? На-руж-ное!…

Допотопо пососал раненый палец, сплюнул и вынул из кармана ржавый гвоздь (не тот ли, которым он пробивал антигравитационное поле?):

– Ладно, пошли дальше. Смотри, хлопчик, ежели чего не упомнишь или перепутаешь, буду искать себе другого помощника.

Угроза возымела на меня обратное действие. Если до сих пор я еще кое-что запоминал, то теперь, заставляя себя концентрировать внимание, я забывал даже то, что, казалось, уже прочно осело в памяти. Страх, что меня могут не взять в экспедицию, заставил меня пойти на отчаянный шаг: украдкой я стал крепить к отмеченным Допотопо предметам микродатчики – будь что будет…

9

Мне так и не удалось постичь критерии отбора, которыми пользовался мой наставник. Сделав, скажем, загогулину на изъеденном ржавчиной, громоздком и неудобном в обращении электронном топографе, он тут же носком ботинка мог отфутболить новенький инфракрасный телескоп с незначительным, легко устранимым дефектом. Отшвырнув носком другого ботинка миниатюрную установку для дуговой сварки оптических волокон, он восхищенно цокал языком при виде ультразвуковой сирены, работающей в диапазоне ста тысяч герц, не доступном для нашего слуха. Не обратив внимания на хорошо сохранившийся регистратор сотрясений, без которого немыслим длительный полет, он оставил царапину на трехтонной алюминиевой болванке и велел мне поискать еще одну такую же, нe объяснив, для чего это нужно, но посоветовав «в свободное от подпиток время» полистать справочник по антеннам для приема гравитационного излучения. С риском сломать себе шею Допотопо облазил статор ускорителя электронов одного из первых выпусков, заставив меня искать к нему ротор, в то время как дюжина почти новеньких скафандров оставила его равнодушным. Не поведя даже бровью в сторону сканирующего электронного микроскопа, который я мог бы починить без особого труда, он исцарапал целый штабель гальванических ванн, в которых не была главного – электролитов. А когда с сияющим лицом, он стал извлекать из-под обломков пластикового контейнера позеленевшие от времени алебарды, булавы, секиры, кривые сабли и обоюдоострые мечи, в то время как под нашими ногами валялись, отливая вороненой сталью, почти целехонькие трехствольные лаузеры и бесшумные дальнобойные метинги, я окончательно смирился с уготованной мне ролью круглого болвана, повторяя про себя транквилизирующий афоризм одного из древне-триэсских мыслителей: «И понял я, что непонятен мир»…