Главный пульт Дистанционного Психоэлектронного Надзора походил на ночное небо в миниатюре: на фиолетовом экране мерцало бесчисленное множество звезд разной величины и яркости, они непрерывно двигались. сталкивались и вновь расходились в стороны, образуя беспорядочные скопления либо уединяясь и уменьшаясь до едва различимой точки. И как бы перечеркивая этот хаос, по экрану проходила широкая светящаяся полоса, напоминающая Млечный путь, выровненный рукой геометра.
— Моро, вы спите?
— Да, шеф, и вижу вас во сне: вот вы подходите, собираясь ласково потрепать меня по затылку.
— Сон в руку. Если во время дежурства снова что-либо случится, вашему загривку не сдобровать. Особое внимание обратите на Конио: это уникальный образец, возможны непредвиденные действия. Не спускать с него глаз ни на секунду, иначе…
— Не беспокойтесь, шеф. Моя голова вполне устраивает не только меня, но и Во, и я не хочу лишить малышку удовольствия хотя бы изредка морочить ее.
«Откуда это чувство неловкости?… Ну, был болен, перенес легкую операцию, консилиум остался доволен осмотром, да и я сам чувствую себя в порядке. Правда, этот странный привкус во рту, ну да, бог с ним, с привкусом, вот только бы вспомнить, что же я натворил?… Да и мог ли я что-нибудь натворить, если лишь сегодня утром вернулся домой и лег спать? Может быть, приснилось что-либо?»
Конио протянул руку к сонографу. На экране забегали зеленые змейки, затем появилось бесформенное пятно, сквозь которое стали проступать очертания Священного Дерева. Резкость улучшилась: вокруг Дерева на многие километры раскинулся лагерь паломников. Все смотрели на Конио, который, взобравшись на Священное Дерево, раскрашивал его листья в ярко-зеленый цвет. Потом он услышал хохот, столь неожиданный и оглушительный, что едва не свалился с ветки. Это смеялись паломники, они катались на спине, с багровыми лицами, и все тыкали пальцами в сторону Конио. А он сидел, вцепившись в ветви Дерева, и по его рукам стекала зеленая краска, она лилась за шиворот, брызгала на лицо, но он не мог пошевелиться, пришибленный, контуженный смехом…
Конио выключил сонограф и откинулся на подушку. У него горели щеки, во рту стоял тот же омерзительный привкус. Бог мой, какой позор! Он, великий служитель, девятый наследный жрец, хранитель Первой Реликвии, тридцать второе лицо в Сосленде, вице-президент Лиги Благовещения, почетный член зарубежных академий и обществ и пр. и пр., оказался всего-навсего жалким фальсификатором, балаганным шутом!… Но в конце концов, это всего лишь сон, а сны пока что являются собственностью того, кто их видел…
Конио склонился над сонографом и дрожащими пальцами стал нажимать на все клавиши, не находя ту, которая стирает запись.
А если аппарат делает дубликаты для ДПН? Эти хитрецы могут вмонтировать сюда все что угодно!…
Конио вскочил с постели, поднял сонограф и изо всей силы швырнул его на пол.
Из соседней комнаты послышался сонный голос Му:
— Что случилось, Конио?
Пнув ногой искореженный сонограф, он направился в спальню жены.
My встретила его затуманенным взором:
— Что-то разбилось, Конио?
— Случайно свалил сонограф.
Заметила ли My, как у него горят щеки? Сейчас она полезет с расспросами, и он расскажет про сон… О если бы это был только сон!… Надо что-то говорить, что же он говорил ей раньше?… А может быть, она подсмотрела его сон? С нее станется, My никогда не страдала недостатком любопытства…
— Ты так дрожишь, Конио, — шептала ему на ухо My, — и я тоже, слышишь? Мы великолепно подходим друг к другу, у нас одинаковый темперамент, мы как смычок и скрипка, сделанные одним мастером, великим мастером, Конио! Поласкай свою маленькую девочку, она так ждала хранителя Первой Реликвии, потому что он могуч и прекрасен, и нет ему равных во всем Сосленде…
Слава богу, она ни о чем не догадывается, а дрожь приняла за проявление «одинакового темперамента», смычок и скрипка, надо же!…
Он увидел совсем близко ее пористые баралоновые губы, вспомнил, как месяц назад они вместе выбирали их в косметическом павильоне, и почувствовал приступ тошноты. Что за чертовщина?…
Он поднялся с ложа, стал одеваться.
— Что с тобой, Конио? — в голосе My звучала неподдельная тревога. — Все так отлично началось: и эта легкая дрожь, и мой монолог…
— Где Рамс? — спросил он.
Она обиженно промолчала. «Может быть, я старею? Надо поторопить пластиколога, а то действительно я могу надоесть Конио. Как говорила достопочтенная Фи, профессор по классу прикладной эстетики двадцать первого женского колледжа, мужчины любят старое вино, но поданное в новом сосуде…»
— Мне нужен Рамс.
— По-моему, он у Лило.
Конио вышел из спальни.
«Даже не поцеловал, неужели я его больше не привлекаю?» My решительно набрала номер видеофона. На экране возникло лицо молодого мужчины. Он подмигнул ей:
— Привет, скучающая одалиска!
— Ты занят, Бол?
My томно потянулась и заученным жестом сдернула с себя покрывало. Однако жест не удался, он был слишком нетерпелив, лишен грации, легкости. Она чуть не заплакала от злости.
— О My, ты просто вторая Ми! — воскликнул Бол, тоже отметив про себя неуклюжую попытку My повторить жест неповторимой Ми. — Ты угадала, к сожалению, у меня встреча на высоком уровне. До завтра, милашка!