Санньяса или Зов пустыни - [13]

, 6.37). Однако это не касается тех избранных, кого неумолимо зовёт и уводит прочь сам Дух (ср. Катха Упанишада, 2.23[81]; а также Ин. 3:8). «В тот самый день, когда некто становится бесстрастным, он должен отправляться в скитания» (Нарадапаривраджака Упанишада, 3.77). Он может быть учеником или брахмачари, домохозяином с женой и детьми, положением и обязанностями в этом мире, однако внутреннее пробуждение освобождает его ото всех обязательств, а санньяса становится необходимостью, вне зависимости от того, получил он дикшу или нет.

Тогда если он и принимает формальную дикшу, чтобы официально освободиться от всех предыдущих самскар, то обряд имеет совершенно иное значение, нежели в случае с крама‑санньяси. Дикша не выполняется ради получения того или иного результата — она совершенно бесцельна, а‑нимитта. Это лишь публичное признание той внутренней свободы, которую он уже обрёл в самом Источнике бытия. И потому в подобном обряде инициирующий гуру не призывает претендента назад и не вручает ему внешние атрибуты санньясы. Он лишь шепчет ему на ухо пранаву и махавакьи, а затем ученик удаляется — обнажённым, облачённым в пространство, исполненным радости и осознавшим, что для него нет никого «другого», с сердцем, переполненным неповторимым опытом собственного бытия. Так, безвестный, свободно бродит он по земле до тех пор, пока не оставит свою смертную оболочку в одной из горных пещер (Нарадапаривраджака Упанишада, 4.38).

И так для любого санньяси однажды настанет день, когда он освободится от всего и внутренний свет приведёт его к полноте сияния (теджас):

Когда его (внутреннее) солнце достигнет зенита,

Когда оно станет неподвижным, перестанет вставать и садиться —

Ведь в реальности оно никогда и не садилось и не вставало…

(Чхандогья Упанишада, 3.11.1‑2)[82]

Когда это случится, никакие правила, существующие для парамахамсы, более не будут его затрагивать. Со словами «ОМ бхух сваха» он выбросит в реку данду, каупинам, камандалу и одеяния кави[83]. Согласно Нарадапаривраджака Упанишаде (5.1), все эти атрибуты временны и имеют смысл лишь в ожидании окончательного внутреннего пробуждения — до тех пор, пока человек не разовьёт алам буддхи, достаточную мудрость, для осознания, что отныне он не нуждается ни в чём, ибо

Пространство — его одежда,

Ладонь — его чаша для подаяний,

Земля — его ложе.

(Шримад Бхагаватам, 2.2)

Всё это лишь снова свидетельствует, что любые различия в уровнях санньясы, начинающихся с кутичаки и оканчивающихся высшими ступенями парамахамсы, туриятиты и авадхуты[84], относятся только к сфере имён и, согласно Нарадапаривраджака Упанишаде (5.1), существуют лишь из‑за невежества и слабости ума. Подлинный и идеальный санньяси — это авадхута (буквально «выпавший»), тот, кто отбросил всё (ср. Чхандогья Упанишада, 8.13[85]), свободный от всех правил (а‑нияма) и погружённый в созерцание своей истинной природы, облачённый в пространство.

Санньяси не должен больше тревожить себя беспокойствами этой жизни и особенно заботой о тех, кто ранее был дорог ему — друзьях, жене, детях и родителях; обо всём этом он не должен даже думать. И также он больше не обязан следовать никаким правилам вежливости при встрече с другими (на намаскарах). Он совершенно безразличен ко всему, даже к таким внешним условиям, как жара и холод. Не более чем глухой, немой и слепой, реагирует он на всё встречающееся на его пути, будет оно приятным или болезненным, лежащим в области чувств или на уровне ума (похвала, оскорбления и иное). Он за пределами дхармы и адхармы, деяний или их отсутствия, мантра‑намантра[86] (Нарадапаривраджака Упанишада, 3.86). Он не чувствует себя «другим», ибо преодолел все пары противоположностей.

Его исход на север по пути восходящего солнца, когда он, обнажённый, вышел из вод — это символ его внутреннего исхода туда, «откуда нет возврата», где нет смерти, нет рождения и старости, где лишь одно Непреходящее.

В бесконечном спокойствии бытия

Восстал он из тела,

Достиг высшего Света

И явился в своей собственной форме.

(Чхандогья Упанишада, 8.12.3)[87]

Он идёт путём Праджапати и, пройдя все миры, всех существ и все места (будучи рождённым во всех[88]), в конце концов, через себя и в себе он обретает себя[89].

III. Санньяса и религия. ( Дхарматита )

Санньяса выходит за пределы всех двандв, пар противоположностей, и как внутренний опыт, и как внешнее выражение этого опыта в человеческой жизни. Она выходит за пределы даже той фундаментальной двандвы, которую религиозные учителя обнаружили в дхарма‑адхарме:

К тому, кто знает, не приходят мысли «я сотворил зло» или «я сотворил благо». Он отбрасывает их прочь. То, что он совершил или чего не совершал, не мучает его.

(Брихадараньяка Упанишада, 4.4.22)[90]

Более того, санньяси находится за пределами всего многообразия различий и двандв, отличающих разные дхармы, религии с их священными символами, с помощью которых человек стремится достичь своей цели.

Речь здесь не идёт о том примитивном синкретизме, который пытается свести все религии к простейшему общему знаменателю, называемому их «сутью», в форме нескольких универсальных истин, а затем, основываясь на поспешных и поверхностных сравнениях, доказать, что их основные элементы и верования идентичны. И это также не призыв рассматривать с практической, экзистенциальной точки зрения все религии как эквиваленты. Поистине, любая великая