Санньяса или Зов пустыни - [11]

) и удалившиеся в леса (вана, аранья), о которых упоминают Мундака Упанишада (1.2.11[54]) и Паньчагнивидья (Брихадараньяка Упанишада, 6.2.15[55] и Чхандогья Упанишада, 5.10[56]). Они отреклись от всех социальных и религиозных обязательств. Религиозные обряды (яджня, карма) для них больше не существовали, равно как и работа в поле ради пропитания: они полностью положились на бхикшу или пищу, полученную как подаяние. Они искали лишь внутреннего видения, высшего и подлинного знания Брахмана (Мундака Упанишада, 1.2.12‑13[57]).

Однако дальнейшие рассуждения приводят нас к мысли, что понимание санньясы как четвёртого ашрама не так сильно противоречит идее атиашрамы, как это может показаться на первый взгляд. Санньяса, рассматриваемая в качестве четвёртого ашрама, соотносится с тремя другими этапами жизни так же, как «четвёртое состояние» сознания соотносится с тремя остальными (бодрствованием, сном со сновидениями и глубоким сном или сушупти), о которых идёт речь в Мандукья Упанишаде[58]. Четвёртое — говорим ли мы о финальной стадии жизни или о состоянии окончательного (само‑)осознания — не является частью четвёрки и не может считаться следующим после трёх «предыдущих». Несомненно, это последнее мгновение на человеческом пути к высшей цели, направляет и ведёт к которой каждого изнутри сам Дух. Однако переход от ванапрастхи к санньясе, как и переход от сушупти (глубокого сна) к турия (четвёртому состоянию сознания[59]), знаменует разрыв последовательности, и потому, строго говоря, мы не должны говорить о каком‑либо «переходе». Высшее, турия, состояние сознания или жизни не вступает в противоречие (двандва) с чем бы то ни было. Оно пребывает в собственном величии, махиман, само в себе, или, иными словами, в том, что не может быть увидено, осязаемо или выражено. Именно это подразумевает Чхандогья Упанишада (7.24[60]), говоря о бхумане, полноте, бесконечности. «Оно повсюду… Истинное Я везде… Я во всём» (Чхандогья Упанишада, 7.25[61]). И потому, как отмечает Нарадапаривраджака Упанишада, рассуждая о различных классах санньяси, можно утверждать, что идея санньясы как четвёртого ашрама, как она обычно и понимается, актуальна лишь до тех пор, пока человек пребывает в авидье, неведении абсолютной Истины.

Санньяса пребывает за пределами всей дхармы, включая любые этические и религиозные обязанности. Санньяса Упанишады не устают восхвалять преславную свободу санньяси, наделяя его теми же качествами, которые древние писания применяют к просветлённой или освобождённой личности, или дживанмукте из последующей традиции. Но они идут и дальше, наделяя его также атрибутами самого Атмана: его совершенной свободой, нерождённостью, незапятнанностью, незримостью и непостижимостью. Воистину санньяси свидетельствует миру о том высшем состоянии, в котором человек обнаруживает свою истинную природу (сварупа, свабхава[62]) или, вернее, пробуждается к ней. В этом пробуждении он осознаёт себя как а‑джа (нерождённого), пришедшего из ниоткуда и идущего в никуда[63], а‑нимитта (не имеющего цели)[64], сварат (абсолютно независимого) и камачара[65](способного передвигаться по любым локам и измерениям как на физическом уровне, так и на символическом). Его «я» более не противоположно иным «я»: «Никто не отличен от меня, никто не является другим»[66]. Его пробуждённое Я, пронзающее словно лазерный луч, освещает отныне глубины того «я», что произносит каждое существо, обладающее сознанием (ср. Брихадараньяка Упанишада, 1.4.10[67]: пробуждённый человек становится Я дэвов). Санньяси есть стхитапраджня, человек с устойчивым умом (Бхагавадгита, 2.55[68]), а‑кама, свободный от любых желаний (Брихадараньяка Упанишада, 4.4.6[69]), свободный от всех ритуальных обязанностей и от всей дхармы:

Отличный от дхармы и адхармы,

Отличный от совершённого и несовершённого,

Отличный от того, что было, и того, что будет…

(Катха Упанишада, 2.14)[70]

Он покинул всё, как в этом или ином мире, так и в любом из постижимых миров:

ОМ! Землю, воздух и небеса — я отвергаю все миры!

(Нарадапаривраджака Упанишада, 4.38)

У него не осталось никаких желаний, будь то нечто принадлежащее к этому миру (физическое наслаждение, общение с людьми и даже радость священных знаний или религиозный экстаз) или некие иные локи, даже если это миры дэвов, готовых пригласить его разделить с ними наслаждения (Мундака Упанишада, 1.2.6[71]). Единственная лока, что его интересует и которую он ищет, — это атма‑лока (Брихадараньяка Упанишада, 4.4.22[72]), мир, лежащий за пределами всех миров, не ограниченный никаким осязаемым или достижимым миром, но включающий в себя их все[73]. При пробуждении к этому Атману он выходит за пределы всего, во что верил или чему поклонялся, и оставляет позади все человеческие и религиозные способы обеспечить себе защиту и поддержку. Брахман однозначно утверждает в Кена Упанишаде: «Ты должен познать сам Брахман, а не то, что люди принимают за Брахман и чему поклоняются»[74]. Санньяси открыл этот единственный Брахман и обнаружил самого себя в этом единственном Брахмане, за пределами которого нет иного (