Санкт-Петербургские вечера - [157]

Затрудняюсь сказать, откуда у протестантских докторов такое великое пристрастие к рассуждениям о конце света. Бенгель,⁽¹⁵⁾ писавший почти 60 лет тому назад, установил путем глубокомысленнейших исчислений, что, если счет годам зверя вести с ИЗО, то зверь должен быть уничтожен именно в 1796 году (там же, с. 433). А цитированный мною аноним извещает нас весьма категорическим образом: «Не стройте дворцов и не приобретайте земель для потомства вашего: на подобное не осталось у нас больше времени» (там же, с. 433).

Всякий раз, когда в мире становилось чуть больше шума, чем обычно, они заключали, что конец света не за горами. Еще в XVI веке один немецкий юрисконсульт-протестант, посвящая книгу о юриспруденции курфюрсту баварскому, всерьез извинялся в предисловии за то, что обратился к мирскому сочинению в такую эпоху, когда мы явно приближаемся к концу света. Данный отрывок стоит привести в оригинале: в переводе вся его прелесть совершенно исчезает.

«In hoc imminente rerum humanarum occasu, circum-actaque jam ferme praecipitantis aevi periodo,frustra tantum laboris impenditur in his politicis studiis paulo post desituris... Quum vel universa mundi machina suis jam fessa fractaque laboribus, et effecta senio, ac hominum flagitiis velut morbis confecta lethalibus ad eamdem άπολύτρωσιν si unquam alias, certe nunc imprimis quodam άποκοραδοκία feratur et anhelet. Accedit miserrima, quae prae oculis est Reip. fortuna, et inenarrabiles ώδινες Ecclesiae hoc in extremo seculorum agone durissimis angoribus et saevissimis doloribus laceratae».

(Matth. Wesembecii Praef. in Paratitlas)

2. (Cmp. 558. «...e своем Поллионе, переведенном впоследствии превосходными греческими стихами и читавшемся по велению императора Константина на Никейском соборе»)

Чрезвычайно любопытно рассуждает о Поллионе знаменитый Гейне. Он добросовестно цитирует множество древних и современных авторов, усматривавших в этом произведении нечто необычайное, что, впрочем, не мешает ему заявить: «Я не знаю ничего более пустого и неосновательного, чем это мнение».^{337 Но почему же — мнение? Ведь речь идет о факте. Если бы кто-то утверждал, будто Вергилий имел непосредственное откровение свыше, то это и было бы мнением, над которым, если угодно, можно и посмеяться, но ведь речь идет совсем о другом! Вопрос стоит так: можно ли отрицать, что незадолго до рождения Спасителя мир пребывал в напряженном ожидании какого-то великого события? — без сомнения, нельзя, и сам ученый комментатор соглашается, что «никогда еще всеобщая страсть к пророчествам не была столь неистовой»338 и что «одно из этих пророчеств обещало великое блаженство»; он добавляет, что Вергилий «извлек для себя большую пользу из этих оракулов».1 И совершенно напрасно старается Гейне запутать дело, повторяя избитые рассуждения о том, что римляне-де презирали иудейские суеверия,п ибо (даже не спрашивая его, что же он разумеет под иудейскими суевериями) совершенно ясно: тот, кто внимательно прочитает настоящие беседы, убедится, что религиозная система евреев не испытывала среди римлян недостатка в знатоках, сочувствующих и даже открытых сторонниках, в том числе и в высших классах общества. А от самого Гейне мы узнаем, что «Ирод был близким другом Пол-лиона, а Николай Дамаскин, весьма искусный человек, который занимался делами Ирода и был фаворитом Августа, вполне мог сообщить этому государю об учениях иудеев». Так что не нужно считать римлян столь чуждыми истории и верованиям иудеев, — но, повторяю, речь не о том. Верили ли в указанную эпоху в приближение великого события? В то, что Восток восторжествует? В то, что люди, вышедшие из Иудеи, покорят мир? Говорили ли всюду о царственной Жене и о чудесном Чаде, Которое вскоре сойдет с небес, дабы возвратить на землю золотой век? — Да, и эти факты совершенно невозможно оспаривать: о них свидетельствуют Тацит и Светоний. «Весь мир верил в то, что момент счастливого переворота близок; предсказание о царе, призванном подчинить вселенную своей власти, 339340}

украшенное воображением поэтов, приводило в восторг разгоряченные умы; послушные языческим оракулам взоры обращались к Востоку, откуда чаяли явления избавителя. И радостная эта молва будила Иерусалим».³⁴¹

И тщетно упрямое безбожие перебирает все римские генеалогии, упрашивая их оказать милость и назвать имя воспетого в Поллионе ребенка. Но даже если бы такое дитя и отыскалось, отсюда следовало бы лишь то, что Вергилий, желая снискать благосклонность какой-то важной особы своего времени, применил к новорожденному пророчества Востока. Но подобного дитяти не существует, и комментаторы, несмотря на все свои потуги, так и не сумели назвать того, к кому соответствующие стихи подошли бы без всякой натяжки. Сочинение доктора Лоу-та дает исчерпывающий анализ этого важного вопроса (De sacra poesi Hebraeorum).⁽¹⁶⁾

Так о чем же здесь толковать, о чем спорить? У Гейне, однако, нашлись последователи, во многом его перещеголявшие. Пожалеем же о людях, бешенно ненавидящих истину (я не стану никого из них называть по имени), которые беззаконно и бессовестно подменяют вопрос, слишком ясный сам по себе, чтобы можно было выискивать в нем затруднения; о людях, которые на ученый манер опровергают то, чего мы не говорим, и таким образом утешаются в своем бессилии опровергнуть то, что мы действительно утверждаем.