Санки, козел, паровоз - [45]
Переболев менингитом (следствие падения в погреб еще в Бисерти), а затем брюшным тифом, он вступил в школьный отрезок жизни вполне законченным доходягой, бледным и тощим, с вялыми мышцами и скверным аппетитом, скорым на простуды, нервным до истерик, обидчивым и мнительным. Болели уши, опухали желёзки, воспалялось горло, закладывало нос, он быстро уставал, подхватывал любую заразу, перенес коклюш, ветрянку, три воспаления легких, корь, скарлатину. Трижды ему удаляли аденоиды, дважды — гланды, они же миндалины, подрезали концы нижних раковин (что-то там в ушах). Это теперь у него аденома, а тогда были аденоиды. Жизненный путь: от аденоидов до аденомы — хе-хе.
А потому атмосфера детских больниц врезалась в память унылой чередой кадров, прокручивать которые во взрослом состоянии тягостно и сладко, как тягостны и сладки боль и дурнота, слабость и удушающий липкий жар, серый запах больничной пищи и жалость к себе — одинокому и маленькому. Потому и умилило «Я — маленький, горло в ангине. За окнами падает снег. И папа поет мне: “Как ныне сбирается вещий Олег…”». Очень похоже. Только читает — не поет — мама. Названия лекарств застревали в памяти и вылезали оттуда самым причудливым образом. В какой-то игре, выдумывая персонажей, они с Аликом Добрым награждали их звучными именами: дон Пирамидон, герцог Норсульфазол, маркиз де Сантанин. На общем тусклоцветном фоне болезней и больниц проступают отдельные сцены, часто связанные с работой кишечника. Виталику лет пять-шесть, в одной палате мальчики и девочки. У него удалили гланды, и мама принесла мороженого: доктор сказал, это успокаивает боль и останавливает кровотечение. Мороженое! А он не может его есть. Больно глотать. Нежный пломбир отдают мальчику-соседу, который случайно выпил каустической соды и сжег пищевод. На зависть всем прочим каждое утро ему приносят полстакана сметаны. А девочка по другую сторону сидит в кровати на горшке и твердит монотонно: «Я уже покакала, вытерите попку». А вот ему лет восемь. Или десять? И гланды вырезают снова, вместе с аденоидами. Теперь это взрослая больница, но детское отделение. Что-то с желудком. Мучительные попытки сходить по-большому. Не выходит. Боль отчаянная, а еще страшнее мысль — что делать? Уж очень стыдно. Какашка застряла, хоть пальцами тащи. Но ведь не вытащить. Как справился — стерлось из памяти. Смешное детское «какашка» — от латинского сасаге, испражняться, чтоб ты знала…
С четвертого класса Виталик пошел в другую школу — в старом почтенном здании бывшей гимназии в Большом Вузовском переулке, нынче, кажется, Большой же, но Трехсвятительский. И года два его водила туда и обратно Нюта — надо было переходить дорогу. Он взбунтовался классе в шестом и заявил, что отныне под конвоем в школу ни ногой. Мама сдалась. И теперь он мог под низким сводом углового дома на Солянке задумчиво смотреть, как вечная айсорка с седыми патлами и узловатыми пальцами полировала сапоги и башмаки. Виталик закончит школу, потом институт, и каждый раз, когда случится ему проходить той дорогой, зимой ли, летом, он будет замедлять шаг, чтобы понаблюдать за ритмичными движениями ее локтей (чисто паровозный шатунно-кривошипный механизм), полетом щеток, скольженьем бархотки. Проходили не годы — десятилетия, Виталий Иосифович не так уж часто попадал в те места, но, приближаясь к Солянке, всегда внутренне напрягался: ну как, неужто и сейчас?.. И — да, и сейчас… И еще раз сейчас. И еще…
Он увидел единственное свободное место в углу класса рядом с ослепительно рьжим неряшливым парнишкой. Тот с готовностью хлопнул ладонью по скамье парты рядом с собой и тут же спросил — громко, на весь класс:
— Грузин — жопа какая? — Виталик обалдело заморгал. И чуть отодвинулся: от соседа несло немытым телом. — Грузин — жопа из резин. Понял?
Хохот.
— А русский — жопа какая?
Тишина. Все ждут ответа. Виталик лихорадочно ищет рифму, но не успевает.
— Русский — жопа узкий!
Видимо, тема весьма занимала рыжего. После звонка на перемену он рванулся из класса, бормоча, но не слишком тихо: «Гром гремит, земля трясется, поп на курице несется, попадья бежит пешком, чешет жопу гребешком…» Уже потом, слыша популярный школьный вариант начала пушкинской поэмы «Цыганы шумною толпою толкали жопой паровоз», Виталик неизменно вспоминал увлеченного соседа по парте.
На перемене, однако, образованием Виталика занялась уже целая группа одноклассников.
— Ты про Пушкина знаешь? — строго спросил его смуглый худой мальчонка.
Виталик радостно закивал. Уж про Пушкина-то он…
— А вот эту знаешь? Была у Пушкина девка знакомая, звали ее Тутка. Наступил ей Пушкин на ногу и говорит: «Прости, Тутка». Ну, что получилось? — И сам быстро объяснил: — Проститутка!
Виталик на всякий случай кивнул еще раз. Ободренный малец зачастил:
— А вот еще. Идет Пушкин, несет в корзине яйца, а навстречу мужик на телеге дерн везет. Пушкин ему и говорит: «Эй, мужик, дай дерну за яйца!»
Рассказчик не дал паузе затянуться.
— Или вот. Пошил Пушкин себе длинный пиджак, да не вся материя на него ушла. Надел он, значит, новый пиджак и пошел на бал. А еще он забыл ширинку застегнуть, и все у него видно. Увидела барышня, что из ширинки-то выглядывает, и говорит: «Ах, какой длинный!» А Пушкин думает, это она про пиджак, и ей: «А у меня еще сорок аршин дома осталось!»
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«…Илья, хоть и с ленцой, принялся за рассказы. Героя он нередко помещал в заваленную снегом избу или на чердак старой дачи, называл Ильей, снабжал пачкой бумаги, пишущей машинкой довоенной породы… И заставлял писать. Стихи, рассказы. Длинный роман о детстве.Занятие это шло туго, вещь не клеилась, в тоске и мучениях бродил герой по хрустким снежным тропинкам или шуршал листьями в сентябрьской роще, много и плодотворно размышлял. И всегда наступал момент, когда в повествование вплеталось нечто таинственное…» (В.
Он убежал на неделю из города, спрятался в пустующей деревне, чтобы сочинять. Но поэтическое уединение было прервано: у проезжих сломалась их машина. Машина времени…
Маленькая Люс смертельно больна. У ее отца остался последний выход — испробовать в действии машину времени, отправиться на пятьсот лет вперед в поисках лекарства для Люс — в слепой, но твердой убежденности, что люди далекого будущего не только намного разумнее, но и намного добрее людей XX века.
Почти автобиографический рассказ о свободе, творчестве, упорстве и неизбежности.
Три немолодых человека работают в больничной лаборатории. Три человека вздыхают о Несбывшемся, о непрожитом… Но оно гораздо ближе, чем кажется, и сбудется, как только зацветет торшер и в нем угнездятся дятлы.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
В книгу Регины Дериевой вошли произведения, прежде издававшиеся под псевдонимами Василий Скобкин и Малик Джамал Синокрот. Это своеобразное, полное иронии исследование природы человеческой глупости, которое приводит автора к неутешительному выводу: «придурков всюду хватает» — в России, Палестине, Америке или в Швеции, где автор живет.Раньше произведения писательницы печатались только в периодике. Книга «Придурков всюду хватает» — первая книга прозы Дериевой, вышедшая в России. В ней — повести «Записки троянского коня», «Последний свидетель» и другие.
Многоплановый, насыщенный неповторимыми приметами времени и точными характеристиками роман Светланы Шенбрунн «Розы и хризантемы» посвящен первым послевоенным годам. Его герои — обитатели московских коммуналок, люди с разными взглядами, привычками и судьбами, которых объединяют общие беды и надежды. Это история поколения, проведшего детство в эвакуации и вернувшегося в Москву с уже повзрослевшими душами, — поколения, из которого вышли шестидесятники.
В новую книгу Леонида Гиршовича вошли повести, написанные в разные годы. Следуя за прихотливым пером автора, мы оказываемся то в суровой и фантасмагорической советской реальности образца семидесятых годов, то в Израиле среди выехавших из СССР эмигрантов, то в Испании вместе с ополченцами, превращенными в мнимых слепцов, а то в Париже, на Эйфелевой башне, с которой палестинские террористы, прикинувшиеся еврейскими ортодоксами, сбрасывают советских туристок, приехавших из забытого Богом промышленного городка… Гиршович не дает ответа на сложные вопросы, он лишь ставит вопросы перед читателями — в надежде, что каждый найдет свой собственный ответ.Леонид Гиршович (р.
Борис Носик хорошо известен читателям как биограф Ахматовой, Модильяни, Набокова, Швейцера, автор книг о художниках русского авангарда, блестящий переводчик англоязычных писателей, но прежде всего — как прозаик, умный и ироничный, со своим узнаваемым стилем. «Текст» выпускает пятую книгу Бориса Носика, в которую вошли роман и повесть, написанные во Франции, где автор живет уже много лет, а также его стихи. Все эти произведения печатаются впервые.