Самый грустный человек - [26]

— Помню, помню. Я знаю всех жителей своей страны. По имени и фамилии. Знаю все их заботы и боли. Между прочим, слабое место моего врага, короля соседней страны, именно в том, что для него масса — всё, а личность — ничто. Но ведь существует элементарная истина: масса состоит из отдельных индивидуумов. Министр откровенности, запишите это мое высказывание, распространите. — И он снова с лю­безной улыбкой обратился к матери Страуда: — Я предпочи­таю поговорить о политике с такими простыми, как вы, людьми, а не с моими министрами-тупицами. К сожалению, время не позволяет... Может быть, вы уже получили ответ на ваш вопрос и хотите попрощаться со мною?

— Нет, ваше величество, — не поддалась мать. — Мой сын женился, не спросив моего согласия. Я против этой же­нитьбы.

— Любовь толкнула его на этот шаг, мадам, любовь...— опешил король.

— Я прошу запретить этой женщине посещать его.

— Но почему? Я не могу принимать несправедливые ре­шения. Я должен быть убежден в своей правоте.

— Я столько лет боролась за сына, — оскорбленно сказала мать. — Я все распродала и сижу на пепелище. И это его благодарность ?

— Какая благодарность, мадам? — Король не мог сориен­тироваться. — Придите в себя. Разве матери нужна благодар­ность ?

— Вы тоже должны ненавидеть эту женщину, ваше ве­личество, — решительно сказала мать. — Это она распростра­нила по всему миру, что знаменитый орнитолог Страуд — уз­ник.

— Я прощаю ее.

— Я требую запретить им переписываться.

— Ваш сын действительно великий ученый, мадам. Гор­дитесь им. Я до земли склоняюсь перед его гением. — Король не знал, презирать ему эту старуху или же остерегаться ее. — Я ежедневно получаю сотни прошений со всех концов земли. Все в один голос требуют освободить Страуда. Вы представляете, в какое положение поставил своего короля ваш сын? Тем не менее я восхищен его волей. А вы... в та­ком большом деле выдвигаете какие-то мелкие, житейские счеты... невестки и свекрови... Вы ведь даже не видели друг друга и никогда не будете жить вместе, под одной крышей... Мои симпатии целиком на стороне вашего сына... А ведь я первый враг вашего сына...

— Можно подумать, вы печетесь о нем больше, чем я,— посмела оборвать короля мать. — Я пришла к вам ради его же блага. Он не может быть счастлив с этой женщиной.

— Оставьте эту болезненную ревность, ради бога. Слы­шать этого даже не хочу. Идите и боритесь против меня. Знайте, что для короля нет никого опаснее, чем мать Страу­да. Идите же, я все сказал, я открыл вам свою тайну.

Мать молча направилась к дверям.

— Может быть, вы заплачете? — спросил король. — Я требую, чтоб вы раскаялись.

Мать остановилась у дверей, но не обернулась. Лицо су­хое, непроницаемое.

— Минутку! — вспомнил что-то король. — Вы моего шо­фера знаете?

— Вашего шофера?.. Почему это я должна его знать?..

Мать вышла из приемной и тотчас была окружена боль­шой толпой журналистов. Защелкали фотоаппараты. Мать, казалось, даже стала позировать перед объективами. Во вся­ком случае, она машинально провела рукой по волосам. Со всех сторон посыпались вопросы.

— Мадам Страуд, мы слышали, начинается новое движе­ние за освобождение вашего сына?

— Мне нечего вам сказать.

— Мадам Страуд, а правда ли, что на этот раз движение возглавляет его жена? Как вам кажется, сумеет она вырвать мужа из тюрьмы?

— Мой сын находится там, где ему следует быть, — хо­лодно ответила мать. — Лично я не предприму ничего, чтобы освободить его.

— Надо ли это понимать так, что вы предпочитаете, чтобы ваш сын остался в тюрьме?

— Да, я считаю, что так для него будет лучше.

И, не оглядываясь, горделиво подняв голову, она пошла к выходу и скрылась с глаз.

— Смешала все планы! — отирая пот с лица, простонал король. — До чего несвоевременно явилась! Но как она про­нюхала про мои планы ? Ведь я только своему шоферу рассказал...

— Но какая связь между вашим шофером и этой стару­хой? — позволил себе спросить министр откровенности.

— Ты не знаешь, не знаешь их! Эти так называемые про­стые люди — у них молчаливый союз друг с другом.

— А что вы задумали, ваше величество?

— То, что я задумал, настолько безошибочно, что я не чувствую надобности советоваться с тобой. Через несколько дней ты сам в этом убедишься.

Король так и не сумел выяснить (шофер, конечно, отпи­рался) — мать Страуда в самом деле узнала про его планы или же это была выходка самолюбивой и ревнивой старухи. Ему стало известно, что она покинула столицу, поселилась у своих дальних родственников и через несколько месяцев скончалась в возрасте девяноста лет; как бы то ни было, ес­ли ей был известен его план, она совершила гениальный шаг. Если же был неизвестен, все равно — ее появление перед журналистами усложнило дело короля. Как же он мог осудить совершившееся пятьдесят лет назад беззаконие, если сама мать узника была обратного мнения и публично заявила об этом.

— Все равно я одолею его, — не сдавался король.

— Безусловно, ваше величество. Вы большой злоумыш­ленник, вы ни перед чем не остановитесь.

— У меня от твоих слов прямо мурашки по спине бе­гают. — И король с удовольствием, по-домашнему потянулся.

— Ваше решение, что он должен умереть своей естествен­ной смертью, гениально по своей низости.