Самая главная тайна - [69]

— Больше чем достаточно. Шеф немедленно повинуется.

— Такое... при мальчишках... — неуверенно заметил пан историк. — Они могут понять превратно.

— Поздно об этом думать. Боюсь, что превратно, как вы сказали, нас поймут другие. Какого черта, поняли уже! А со школярами пусть шеф занимается, теперь это его дело.

— Однако, — пробормотал директор музея. — Герман Тарасович, где же они? Их нет!

Кожаный шофер резко обернулся. Луч карманного фонарика несколько раз хлестнул по стенам и полу коридора. На полу, где недавно сидели мальчишки, осталась одна веревка.

— Они сбежали? — неуверенно спросил директор музея.

— Да, смылись, черт бы их побрал! Успели улетучиться... — Кожаный шофер продолжал хлестать электрическим лучом по ящикам, которые возвышались на площадке. — Черт с ними, это и к лучшему, а то, может, пришлось бы их придушить. Лишний грех на душу...[12]

— Разумеется, разумеется.

Кожаный шофер выключил верхний яркий свет: фонарик у него был двухлучевой.

— У вас есть оружие?

— Оружие? Зачем оно мне? — брезгливо откликнулся пан историк.

— Держите. Стрелять не разучились?

Директор музея неуверенно повертел в руках тяжелый пистолет.

— Зачем, собственно? Я отвык... э-э-э... да и в кого, собственно, стрелять? В себя? — Он хихикнул.

— Не говорите чепухи! Парабеллум нашпигован до отказа, но ваша пуля, если не будет иного выхода, последняя. Только последняя. А первая... Об этом вы наверняка догадываетесь.

— Вы имеете в виду?..

— Именно это я и имею в виду. Жду вас полчаса. Ровно полчаса, хотя и этот срок может стоить нам жизни. Но у нас другого выхода нет. Я должен поговорить с шефом. Торопитесь!

Валька и Петька Птица слушали этот разговор, спрятавшись за ящиками. Опасность уже не угрожала их жизни. В любое мгновение они могли юркнуть в дверь и захлопнуть ее за собой. Но делать этого они пока что не собирались.

— Эх, лассо оставили! — с отчаянием шептал Петька. — Он же безоружный сейчас. Выскочить да заарканить — самое простое дело!

Валька так не думал, но и не возражал, а лишь предостерегающе толкал друга в бок, чтобы тот замолчал. Шаги пана историка становились все глуше и глуше. Подземелье погружалось в тишину. Потух фонарь кожаного шофера. Наконец смолкли все звуки. Валька слышал лишь затаенное дыхание Петьки Птицы.

Теперь даже шепот мог выдать мальчиков.

Минут пять, а может быть, гораздо дольше они сидели в напряженном оцепенении. Не подавал признаков жизни и кожаный шофер. Он стоял не далее как в тридцати шагах от площадки. Стоял, это мальчики твердо знали: любой шаг, даже в самом дальнем конце коридора, донесся бы до их слуха. Ждал кожаный шофер. А вернее сказать, выжидал. Вальке казалось, что он в темноте видит приземистую плотную фигуру, затянутую в кожаную куртку, и сдобное, с тремя подбородками лицо. И совсем не подобострастное, угодливое выражение сейчас на этом лице. Нет, злое, мстительное. Выражение не бессловесного слуги, а врага. И теперь уже не нужно было гадать, подозревать — да, самый настоящий враг притаился в подземелье. И служил он тоже у врага, бывшего партизана Скорняка. От этой мысли холодело у Вальки в груди, хотелось ущипнуть себя: не снится ли ему вся эта кошмарная история?

Внезапно вспыхнувший свет заставил Вальку вздрогнуть. Вспышка была подобна взрыву, только беззвучному. Вальке на миг показалось, что он и Петька Птица стали видны как на ладони. Но в следующее мгновение свет, ударивший в глаза, сдвинулся в сторону, и только это, наверное, удержало Вальку на месте. Кожаный шофер упрямо водил лучом по ящикам, словно старался высветить то, что скрывалось у них внутри.

— Далеко вы не могли улизнуть, — наконец сказал он, не повышая голоса. — Вылезайте, или хуже будет!

Можно было подумать, что кожаный шофер стоял в пяти шагах, так отчетливо слышалось каждое его слово.

Петька Птица сделал Вальке какой-то бесшумный знак. Валька понял: «Сиди и молчи!»

— Я жду, — добавил кожаный шофер. — Или мне поискать?

Петька повторил свой знак.

Валька крепко сжал губы, словно враг мог услыхать его дыхание. Медленно, как минуты, тянулись секунды. Свет ярко вспыхивал то слева, то справа. Наконец он потух.

— Шпана, — послышался спокойный голос кожаного шофера. — Утекли все-таки.

Валька догадался: угрозой он хотел вспугнуть ребят, если они притаились где-нибудь поблизости. Понял это и Петька Птица. Он возбужденно ткнул Вальку пальцем в бок. Это означало: «Молодцы мы! Не струсили!»

Теперь кожаный шофер был убежден, что в подземелье, кроме него, никого нет. Слышно было, как он сделал несколько шагов в темноте, чиркнул спичкой, закурил. Стал мелькать огонек папиросы. Валька почувствовал запах табачного дыма.

Бесконечно тянулись минуты, которые мало-помалу и сложились в те самые длинные в Валькиной жизни полчаса. А если точнее, в тот промежуток времени, который потребовался директору музея, чтобы добежать до бывшего помещичьего имения «Стрелы» и возвратиться в подземелье.

Глухой звук, донесшийся из коридора, известил наконец, что минуты томительного ожидания истекают. Явственно заскрипела лестница — все громче и громче. Издалека пробился за ящики бледный свет. И вот уже совершенно отчетливо раздались быстрые и торопливые шаги.