Сафари - [51]

— А может быть, засоленность этих озер связана всего лишь с климатическими условиями? — интересуюсь я.

— Видите ли, среди окрестных озер в условиях такого же жаркого климата попадаются и бессточные водоемы с пресной водой, например Найваша и Баринго, — возразил Е. Е. Милановский. — Но где же наши покорители вулканов?

Пепельные смерчи вулкана Ол-Доиньо-Ленгаи

«Покорителей» ждали всю ночь, но они так и не появились. Каждый успокаивал себя тем, что оба они люди бывалые, с большим стажем полевых работ и что, восходя на недавно извергавшийся вулкан, не всегда можно уложиться в лагерное расписание. Но в глубине души все время копошилось сомнение: «А вдруг?»… Вдруг — ядовитые газы, скрывшаяся под пеплом коварная воронка или просто неверный шаг?

Но все обошлось благополучно, и на следующий день А. Краснов и А. Поляков появились в лагере. Обычно с покорителями гор обнимаются, их долго хлопают по плечу и подбрасывают вверх. Но в данном случае пришлось нарушить традицию. По плечу ударили лишь один раз: после хлопка над обладателем плеча появилось облачко, на мгновение скрывшее героев. Покорители Ол-Доиньо-Ленгаи были все в пепле, выглядели они как трубочисты.

— Удивительно много пепла, — чуть отдышавшись, рассказывал Саша Краснов. — По склонам шли в нем по щиколотку, то и дело мы теряли друг друга из виду, потому что каждый шаг поднимал в воздух тучи пепла. В полдень в разогретом воздухе начали кружиться пепельные смерчи. Мы очень боялись сильного ветра, потому что даже слабое дуновение поднимало пепел в воздух и сокращало видимость.

— Но зато пепел и спас нас, — перебивает его Андрей Поляков. — Ночью мы зарылись в него и так спали. Мягко и уютно. Он снизу еще не остыл и вполне заменил нам одеяла. Иначе на такой высоте мы бы замерзли. Ночью просыпались только один раз, когда почувствовали легкое дрожание вулкана.

Пока вернувшиеся мылись, переодевались и обедали, они делились с нами впечатлениями. Геологи рассказали, что в кратере Ол-Доиньо-Ленгаи, словно вырываясь из сопла реактивного самолета, ревут струи газа и пара. Выносимые ими соли оседают на стенках кратера белым налетом, каждый их кристаллик блестит в лучах солнца. Несмотря на темные очки, резало глаза. Иногда вулкан трясло.

Оставшимся в лагере профессорам не терпелось разрешить свой спор о полосках на склоне.

— Пепел, тот же пепел, — вытирая обретшие нормальный цвет волосы, ответил Саша Краснов. — Камни, скатывающиеся вниз, падают по покрытым пеплом склонам, оставляя за собой пепельные шлейфы.

Пепел, доставивший ученым много хлопот, в конечном счете привел их к очень интересному открытию: по своему составу он оказался карбонатитовым. Карбонатиты широко распространены в природе, они слагают известняки, доломиты, мрамор. Но все это осадочные породы. Вулканические же карбонатные породы очень редки. Особые споры вызывал обильный карбонатитовый пепел в отдаленных от вулканов районах рифта. Пепел ли это или выветрелые осадочные породы?

Образцы пепла, собранного в рифтах, изучали потом в московских лабораториях. Изотопный состав углерода в нем оказался тот же, что и в редких карбонатитах вулканического происхождения. Стало возможным сделать вывод, что кора выветривания этого района Африки состоит в большой мере из вещества, извергнутого вулканами в рифтовых долинах. Рифтовые долины — это «ландшафт натрия». Натрий попадает сюда из разрушающихся горных пород, поднимается на поверхность земли вместе с ювенильными водами, сыплется из фумарол, оседает в виде пепла…

Таинственные древние жители озера Натрон

Покинув лагерь ученых, я решил не торопиться возвращаться в Найроби. Мне хотелось поездить по Северной Танзании, по масайским землям. Масаиленд — довольно часто посещаемая туристами территория, но путешествуют они лишь по ее периферии — там, где находятся известные всему миру национальные парки — Серенгети, Маньяра, Нгоронгоро. В масайскую же «глубинку», где нет ни дорог, ни воды, ни городов, мало кто попадает.

Мое стремление познакомиться с этими местами подстегнул Е. Е. Милановский. Профессор рассказал, что, работая к северу от Ол-Доиньо-Ленгаи, наши геологи случайно набрели на покинутый город, вырубленный неизвестным племенем в крутом берегу озера Натрон.

Объезжая бесчисленные каменные глыбы, я наконец добрался до обрывающегося к Натрону уступа. Но мои попытки спуститься с него оказались безуспешными. К счастью, на второй день посреди ослепительно белого солонца я увидел сидевшего на корточках старика масая, пангой соскабливавшего соль. Он аккуратно сгребал ее ладонью и ссыпал в кожаную сумку.

Кроме традиционного «джамбо», общих слов мы не нашли. Но кое-как, жестами я объяснил старику, что хочу спуститься вниз, к озеру. Он уселся в машину, показал, что надо развернуться, и начал что-то рассказывать.

Вместе с масаем в машине появились десятки мух. Мухи — настоящий бич этого племени. Их привлекают в масайских бома[14] скот, кучи навоза вокруг, построенные из кизяка хижины. Мириады мух, как нигде, назойливых и отважных, устремляются за человеком, покидающим бома, и путешествуют на нем по саванне. Слепота, необычно распространенная среди масаев, — результат обилия мух. Особенно часто эти насекомые откладывают яйца под веками у детей; нередко можно увидеть здорового, крепкого карапуза, в слезящихся глазах которого копошатся желтоватые личинки. А родители почему-то редко реагируют на это.