Не знаю, у кого как, но у этнографов-«северников» очень редко планы осуществляются в том виде, в каком они были составлены. В Москве пунктуальнейшим образом продумываешь программу работы экспедиции, состав отряда, маршрут и все прочее. Однако еще в Москве эти замыслы начинают потихоньку разрушаться. Все обычно начинается с мелочей. Так было и на этот раз.
Еще в прошлом году я наметил поездку на Гыданский полуостров. Кажется, все было предусмотрено. В составе отряда должны были ехать сотрудники нашего института: юная девица, только что поступившая в аспирантуру, и добрый молодец из антропологов. Все было согласовано с соответствующим начальством и, самое главное, с бухгалтерией. Целый год ребята донимали меня разговорами о том, как им хочется попасть на Гыдан и какие научные подвиги они намерены там совершить. Потом, поближе ко времени, когда надо было подумывать об отъезде, начальство посчитало, что моему антропологу целесообразнее ехать на Алтай. В составе Гыданского отряда образовалась брешь. То ли это обстоятельство, то ли что-либо другое самым пагубным образом повлияло на юную аспирантку. Презрев интересы науки этнографии, она вышла замуж со всеми вытекающими обстоятельствами. В ее положении говорить о северных поездках не приходилось. С этого времени, когда речь заходила об экспедиции на Гыданский полуостров, мне ничего не оставалось, как выступать на манер известного французского короля, говоря: «Гыданский отряд — это я». Однако в соответствии с законом сохранения вещества и всего прочего мои неприятности обернулись кое для кого удачей. Так было с художником Геннадием Емельяновичем Валетовым.
До художника докатились слухи о том, что Гыданский отряд испытывает затруднения с кадрами. Хитрый художник заманил меня в свою мастерскую, соблазнив обещанием показать интересные полотна. Никаких полотен там, однако, не было. Он в этом чистосердечно признался сразу же, как только я переступил порог мастерской. Зато сама мастерская оказалась идеальным местом для выступления самого художника в качестве плакальщика. Он обращался к моим самым светлым чувствам, он ссылался на свой талант, хиреющий в столице без мощных впечатлений. Он клялся создать такое, что было бы кощунством не взять его, даже если бы он был способен только на десятую часть обещанного. Планом, правда, его участие в экспедиции не предусматривалось…
«В конце концов, — подумал я, — планы тем и хороши, что всегда знаешь, чего не может быть».
Гыданский отряд был сформирован.
— А где это? — поинтересовался Геннадий Емельянович, когда я дал формальное согласие на его поездку. Он стремился на Север вообще. Детали его не волновали.
— Карту представляешь?
— Нет, — честно сказал он.
Гыдан изображать очень просто. Сначала для наглядности рисуешь Урал — жирная вертикальная черта. Потом обозначаешь основные северные реки (опуская подробности) вертикальными чертами потоньше: Обь, Таз, Енисей. Этого хватит. Енисей обозначает границу Таймыра, моего любимого полуострова. Нганасаны сравнивают его очертания с оленьей мордой, повернутой на восток. Мне Таймыр напоминает валенок. Слева от него полуостров Ямал. Длинный язык суши тянется на север. Он все же немного южнее Таймыра. Между этими землями среди морей и льдов вгрызается в Северный Ледовитый острыми зубами Гыдан. Он похож на рачью клешню. На его восточном побережье стоит поселок Гыда, столица Гыданской тундры. Раньше он назывался Гыдояма. Начнем отсюда.
— Холодно там? — опасливо осведомился Геннадий Емельянович.
— По-разному, — уклончиво ответил я.
— Все равно поеду.
— Договорились.
Самолет встречало порядочно народу. Рейсов не было давно. То столица Ямало-Ненецкого округа была закрыта по погоде, то районный центр, то сам Гыданский полуостров тонул в тумане и мороси. Ноябрь в этой части Арктики — несладкое время. Временами с материка накатывает тепло, и хорошего от этого мало.
Встречали молодую чету с крошечной девочкой, пожилого мужчину, нагруженного сверх меры чемоданами, здоровенного парня, который вез какие-то агрегаты в замасленных ящиках.
Нас не встречали. По той сдержанности, с какой отнеслись к нашему появлению, вполне можно было судить о самой столице Гыданской тундры: поселок должен был быть очень большим, в маленьких поселках каждый новый человек сразу же привлекает к себе внимание.
Из Гыды уезжали призывники. Мальчишки толкались возле самолета, строились в группы, а их со всех сторон фотографировали друзья и родные.