Саалама, руси - [5]

— Не стой рядом с мужчинами, бесстыжая!

Ливанская почувствовала, как ее больно толкнули в плечо, и резко повернулась. Но увидела только спину быстро пересекающей комнату женщины в длинном, до пола, балахоне, скрывающем даже голову. Она собралась ответить, но прежде чем придумала, что сказать, дверь за женщиной захлопнулась.

— Это… — Муки смущенно замялся, — Ясмина. Ты не обращай внимания. Она, в общем, неплохая, просто не действуй ей на нервы.

Он взял девушку за локоть и решительно провел ее внутрь.

В общей комнате добровольцы Красного Креста проводили все свободное время. Старый потертый диван, телевизор (такой стоял еще у ее деда, в Балашихе), стеллаж с разномастными томами и обтрепанными журналами. На полу — полосатый коврик. А в центре — большой деревянный стол, исцарапанный до такой степени, что от лакового покрытия ничего не осталось. На нем черный чугунный чайник и куча разных по цвету и размеру кружек, перевернутых кверху донцами. Муки сконфуженно пожал плечами, оправдывая неказистое жилище:

— Это временно. Скоро нас в новое здание переведут. Будем жить со всеми удобствами.

— Он всем так говорит! — сначала раздался громкий веселый голос, а спустя секунду его обладатель поднялся с дивана. Это был молодой чернявый парень с широкой улыбкой. — Бойд. Но меня все зовут Додди, — парень, радостно ухмыляясь, протянул ей руку.

Ливанская представилась, машинально пожала ладонь и с грохотом бросила на пол тяжелую спортивную сумку.

Барак. Настоящий деревянный барак, самодельными ширмами разделенный на клетушки комнат. Старый, наверняка источенный термитами, и с такими тонкими перегородками, что в каждой комнате слышно, что творится в соседней. И этот барак теперь — ее дом.

Она устало вздохнула:

— Удобства, надо полагать, на улице?

— Да, — Муки охотно указал на дверь. — Если выйти, сразу домик такой. У нас там и душ, и туалет. Правда, вода не всегда бывает. — Он смущенно пожал плечами и сочувственно предложил: — Может, тебя в комнату проводить?

Комната, в которой поселили Ливанскую, ничем не отличалась от всего здания. Крошечная, будто шкаф, и обшарпанная. Крашеные стены облупились, в окне вместо стекла — москитная сетка в три слоя. Скрипучий пол, жесткая казарменная койка, стул и пара гвоздей, вбитых в стену. Вот и весь уют.

6

11 октября 2008 года. Суббота. Сомали. Деревня. 05:10

Проснулась она рано, едва рассвело. Не умываясь, потому что воды не было, вышла на улицу. И впервые увидела деревню, в которой ей предстояло жить.

Каменистая почва выгорела до светло-серого цвета и покрылась мельчайшей, словно мука, пылью. Девушка стояла спиной к бараку — ветхому каменному зданию, с провисшей деревянной дверью и, не в силах двинуться, смотрела вокруг.

Маленькое поселение было пустынно. У ее ног расстилалась единственная улица, не мощеная и не наезженная. По ней, скорее всего, больше ходили пешком, чем передвигались на транспорте.

Несколько больших бетонных коробок, похожих на сараи, образовывали своеобразную площадь — центр поселения. Вместо стекол в них зияли черные дыры, а из щербатых стен торчали искривленные металлические прутья. Почему-то у них были абсолютно одинаковые двери — старые, рассохшиеся и выкрашенные одной и той же голубой краской. А дальше вразнобой стояли слепленные из белесой глины, крытые соломой хижины. По большей части, прямоугольные, но иногда и какой-то странной цилиндрической формы.

По сравнению даже с Могадишо, деревня выглядела ужасающе бедной. Здесь не было ничего: ни заборов, ни машин, ни магазинов. Только грубо сколоченный навес в конце улицы, накрытый покореженным листом металла — что-то вроде лавки, да ржавеющий, давно лишившийся колес и окон автобус, лежащий на боку у одной из лачуг.

За домами, сколько хватало глаз, расстилалась пустыня — желтоватая, мрачная, с редкими вкраплениями невысокой темно-зеленой растительности.

Маленький, лысый, черный, как смоль, ребенок, наряженный в серый балахон, стоял у дома напротив и, сунув в рот палец, пристально на нее смотрел. Девушка вздрогнула — то ли мальчик появился здесь совершенно бесшумно, то ли она так задумалась, что не заметила его.

— Привет, — Ливанская неуверенно позвала его по-английски и в звенящей тишине смешалась от звука собственного голоса. Ребенок не ответил. Он только склонил голову слегка набок, продолжая безмятежно ее разглядывать.

Сзади скрипнула дверь, девушка обернулась и с облегчением увидела Муки:

— Почему он так смотрит?

Мужчина недоуменно проследил за ее взглядом, а потом буднично пожал плечами:

— Ну, так ты новая белая — аттракцион, по местным меркам. Пошли, я покажу госпиталь.

Он вышел на дорогу — мальчик сделал шаг назад, не меняя выражения лица и не выпуская пальца изо рта. Она нерешительно пошла следом, через плечо продолжая смотреть на ребенка, который провожал их отрешенным взглядом. Кроме него, на улице не было ни единой живой души.

— И кого мы здесь должны лечить?

Муки не ответил, свернув за угол. А спустя секунду, представшее перед глазами зрелище заставило девушку пораженно остановиться:

— Господи боже!

Перед дверями старого, ничем не отличающегося от их барака здания сидели сомалийцы.