С высоты птичьего полета - [111]

Пока она слушала непрерывную лиричную трель часов, в ее мыслях всплыло лицо Йозефа, и его тихое, нежное присутствие обволокло ее словно теплой шалью.

* * *

В день концерта Ханна оставила Еву наедине со своим дневником, та писала почти каждый день, и отправилась по улицам Амстердама, по теперь нечастому, но знакомому маршруту. Приближаясь к дому мефрау Оберон, она снова поразилась тому факту, что Ома чудесным образом пережила Хонгервинтер[19]. Несмотря на то, что смерть Клары тяжело сказалась на ее старой подруге, она усыновила нескольких соседских детей-сирот. Одним из них был маленький друг Ханны – Альберт, теперь крепкий подросток со всеми взрослыми зубами. Он потерял отца в одном из трудовых лагерей, а его мать умерла, сражаясь с пневмонией, ее тело не выдержало зимы 1944 года. Проходя мимо дома мефрау Оберон, Ханна размышляла о жизни сирот в крошечном доме из красного кирпича. Дни, проведенные в безопасности, на посыпанных мукой коленях женщины с румяными щеками и глазами, в которых, когда она смеялась, блестели слезы.

Подойдя к университету, Ханна вошла через знакомый главный вход, отделанный известняком. Встретившие ее звуки и виды наполнили ее сердце радостью. Казалось, если закрыть глаза, что она никогда и не уходила. Главное фойе недавно покрасили в теплый желтый цвет, он прекрасно сочетался с деревянными панелями, а знакомый ее ногам деревянный пол недавно отполировали, и от него исходил запах лимона и пчелиного воска.

Засунув руки поглубже в карманы пальто, она звучно прошла по коридору, лишь мельком взглянув на свой информационный стол, за которым провела годы своей жизни. Теперь он виделся ей таким маленьким и ничтожным, как стойка гардеробщицы или билетная касса. Место, которое минуешь по пути куда-то еще, по более важным делам, даже не задумываясь об этом. Она понятия не имела, как она смогла так долго жить этой крохотной жизнью, когда целый мир молча проходил перед ней.

Зайдя в главный концертный зал, она сняла пальто и шмыгнула в ряд, как раз в тот момент, когда президент университета встал и со скрипом прошел по деревянной сцене к трибуне. Он поприветствовал собравшихся, с энтузиазмом рассказывая о музыкальном представлении и необходимости собрать деньги для еврейских беженцев. Она ощутила привычный укол печали, который всегда сопровождал ее сейчас, когда они все чувствовали утрату. Каждый день она просыпалась с благодарностью, что жива, но на восстановление этих жизней ушло больше времени, чем на восстановление города. Они дорого заплатили за свое простодушие и людские потери. В годы войны они нашли лучшее в себе, но променяли это на потерю невинности. Теперь все стало не таким сложным, но ничто не было простым.

Тем не менее, в последние несколько лет она отказывалась жалеть себя, поддерживая процесс восстановления – продолжая собирать велосипеды для Голландии и работая с беженцами. И теперь у нее была Ева, величайший дар.

Именно потому что она сидела, погруженная в свои мысли, сначала она не увидела человека, сидящего на сцене, терпеливо ожидающего начала концерта. Даже когда она подняла глаза, ей потребовалось время, чтобы узнать его. Увидев его пронзительные голубые глаза и темные волосы, она почувствовала, что сердце было готово выпрыгнуть из груди. Это был Йозеф.

Она сидела позади, поэтому была уверена, что он ее не видит. Но она с интересом наблюдала, как он встал и направился на сцену, и даже с дальнего расстояния разглядела, что и в лице он стал другим. Человек, который всегда старался сжаться, отгородиться от мира, теперь встал за трибуну и заполнил собой все пространство.

Он по-прежнему говорил мягко и содержательно, но в его речи о музыке, которую он собирался исполнить ощущалась новая смелость. Он тепло поприветствовал преподавателей и университет, и она с нетерпением следила, как он садится за пианино.

Он начал играть, и она сразу поняла: что-то в нем поменялось. Что-то в нем теперь освободилось. Запертый в нем человек, такой неприступный, раскрепостился во время игры, вознося их всех своим мощным музыкальным исполнением к вершинам упоительного блаженства. Спустя полчаса захватывающей музыки, он поднялся на ноги и снова подошел к краю сцены, оглядывая зрителей.

– Много лет я преподавал математику здесь, в университете. Но до этого я играл музыку с любимой женой, уже ушедшей из жизни. Ее звали Сара… – после ее имени он сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, затем продолжил: – После ее смерти я перестал играть и не играл много лет, но одна потеря научила меня, тому, что если мы прячем свой талант, это только нам вредит. Важно выражать себя. Стены и двери защищают не только от плохого, но и не впускают хорошее. И только от нас зависит, как мы распоряжаемся ключами от нашей свободы и умеем открывать эти двери. Я много времени провел за закрытой дверью, не зная, где искать ключ к своей жизни, но теперь, благодаря музыке, я нашел выход. Говоря словами выдающегося, но не очень известного философа, моей покойной супруги Сары Хельд: «Что такое жизнь без красоты искусства, музыки или поэзии, что помогают нам интерпретировать ее, побуждают нас к познанию, как чувствовать, как любить, как жить?». В музыке я вижу тьму, свет, беспорядок, красоту и сложность жизни, которые просто нельзя просуммировать как уравнение. Музыка помогает мне рушить стены, открывать запертые двери. И я надеюсь, что в этот вечер с вами произошло то же самое.