С весны до осени - [18]

— Телятники эти и есть наш откормочный комплекс. Как только мы взяли курс на специализацию, мы сразу приступили к строительству. Вернее, так: мы стали строить телятники и перестраивать севооборот. Это азбука: хочешь иметь мясо — запасайся кормами. Поэтому мы увеличили посевы клеверов. И завели люцерну. С кормами мы не бедствуем. А вот строительство затянулось. Время бежит, а дела наши по-черепашьи движутся.

Принимаясь за труд, большой или малый, человек думает прежде всего, как он станет его продолжать, чтобы добиться успеха. И сколь ни далека заветная цель, он станет жить с тех пор нетерпением увидеть приметы того, что дело, начатое им, вершится успешно и без задержек. Нет ничего хуже промедления. А гаринский комплекс, его мечта и надежда, был «заморожен» на несколько лет. Две коробки еще крайне далеки от завершения. А третья заселена, потому что, как Гарин говорит, нужда заставила, надоело и тесно стало в старых помещениях.

Да, стройка в колхозе явно затянулась. МПМК взялась было жарко, да ведь «Путь к коммунизму» не единственная для района забота.

Программа возрождения Нечерноземья, возможно, уже тем хороша, что учитывает весь узел и многослойность проблем. Допустим, весь капитал вложили в мелиорацию. А кто ту обновленную землю станет пахать? Значит, надо разворачивать жилое строительство. И культурно-бытовое ждать не может. И дорожное. Если все это поставить в очередь — сделаем одно, затем возьмемся за другое, — двадцатого века не хватит. Как ни тяжел груз задач, решать их приходится единовременно.

В Пыщуге тоже встали перед выбором. Что в первую голову строить? Телятники в Колпашнице? Или?.. Дело в том, что рядом находятся с полдюжины районов — та же Вохма, Межа, Павино, Боговарово, — их общая застарелая беда, помимо бездорожья и удаленности, — отсутствие строительных материалов. Лесу, конечно, много, но одним лесом жив не будешь. А кирпич, к примеру, за сотни километров возить приходится, из Костромы и Нерехты. С перевалками. Где поездом. Где машиной и трактором волокут. Кирпич позолоченный получается. И вместе с тем под Пыщугом обнаружены несметные запасы глин. Чем выкладываться на дальние перевозки, разумнее — никаких вопросов — поставить здесь крупный, в расчете на весь «Дальний Восток», кирпичный завод. Деньги область давала. И оборудование тоже. А уж само строительство ложилось целиком на Пыщуг. Естественно, гаринский спецхоз замер — МПМК не двужильная.

Но ведь и Гарин не маг. Ему надо держать на откорме полторы тысячи телят. А за отсутствием помещений он держит вполовину меньше. Для человека равнодушного это не помеха: меньше объем производства — меньше заботы. Однако натуры деятельные не способны мириться, если дело стопорится. Тормозится развитие не только Колпашницы — всей районной системы, завязанной на специализации. Гаринский лен, молоко и картошку прочие колхозы взяли на себя. Гарину полегчало — он крылья расправил. Но сам он никому пока облегчения не дал. Вспомним: он должен «тащить» весь районный план по говядине, иными словами, выполнять мясные планы за каждое хозяйство. А на практике вопреки обещаниям ни одно хозяйство от производства говядины не освободилось. Еще хуже сложилось в колхозе «Нива» (Гарин на откорме хоть прибыль получает и мясо дает государству): там должны выращивать нетелей и таким образом пополнять дойное стадо прочих колхозов. А что получается?

В период колхозных отчетов и выборов в районной газете появилась статья «Не формы ради…». Заголовок достаточно точно выразил положение вещей. Имея задания ежегодно поставлять 200 нетелей, «Нива» в 1976 году поставила 135, а в 1977-м — 123. Причем каждую четвертую, как сообщает газета, колхозы покупать отказались «по причине низких качественных показателей».

Завод, однако, построен. Его труба и главный корпус для сельского Пыщуга, не знавшего городской индустрии, стали зримым доказательством наступающих перемен. А Юрий Павлович Гарин утешается тем, что строители скоро вернутся в колхоз заканчивать комплекс.

Как-то секретарь райкома партии Александр Федосиевич Лобов пригласил меня на завод. При формовке кирпич трескался — ни одного цельного, по этой причине уже дважды переносили официальное открытие завода. Поэтому Лобов держал на постоянном контроле пусконаладочные работы. Когда возвращались, нос в нос с нашей машиной столкнулся «уазик» Гарина.

— Здравствуй, Юрий Павлович, — сказал Лобов. — Никак на завод путь держишь?

— На завод, — пригладил бороду Гарин. — Говорят, кирпич пошел. А кирпич нам до зарезу нужен.

— Потерпи, Юрий Павлович. Пока не ладится с кирпичом. Идет плохой. Потресканный.

— А нам хоть какой. Хоть битый, да побольше.

Машины разъехались. И Лобов сказал, имея в виду Гарина:

— Вот человек. Ни один председатель на завод не заглядывает, а этот глаз с него не спускает. Оно и верно, заморозили мы строительство в животноводстве. Но ничего, в ближайший год наверстаем. Этакую громаду осилили — кирпичный завод, — и все остальное одолеем.

К вечеру неожиданно посыпал снег. «Отзимок, — услышал я в Колпашнице название запоздалому снегопаду. — То есть отзвук зимы». Когда мы с Гариным по позднему часу вышли из правления, все было белым-бело, как в начале зимы. Ярко и броско светились окна притихшей деревни. Был мир и покой. Я подивился и этим огням, и тишине, и снегу. Но Гарин ответил — и голос его звучал напряженно, — что ему надоела, осточертела зима, и снег надоел, и безмолвие снежное, и мороз и метели, что он устал ежедневно расчищать дорогу, что он ждет тепла и настоящей весны. Тогда и жить станет легче.