Я посетил квартиру писателя в Киеве в доме № 13 на Андреевском спуске. Сейчас там мемориальный музей. Рядом Андреевский храм, построенный по распоряжению императрицы Елизаветы Петровны на легендарном холме, где, как верят православные, по пути в Новгород останавливался апостол Андрей Первозванный. Не оттуда ли сны о Христе? Объясняют врождённую религиозность Михаила Афанасьевича его генеалогическим древом, где было много священников. Но она ещё и от древних, чисто земных корней места рождения будущего писателя. Через первого апостола Русь впервые соприкоснулась с Иисусом Христом. А много веков спустя писатель, волей судьбы проживший тринадцать лет у подножия священного холма, показал Богочеловека отрекающейся от Него Советской Руси на страницах «Мастера и Маргариты».
Он начал роман в 20-е годы ХХ века. Работа шла трудно, порой мучительно. «Помоги, Господи, кончить роман», — записывает он в дневнике в 1931 году, а в 1940-м смерть ставит точку в почти готовой рукописи романа. Он успел сказать несколько слов о том мире, куда ушёл Мастер…
Побывал я также в Москве на улице Большой Садовой, в подъезде дома № 10. Здесь, в квартире № 50, Булгаков занимал только одну комнату. Тем не менее поместил в ней Воланда со свитой. Устроил здесь знаменитый сатанинский бал. Каким образом это позволяли скудные квартирные метры? Тесноту можно расширить с помощью «пятого измерения», иначе говоря, творческого воображения. Что и сделал писатель, рассредоточив и расселив себя по всем персонажам романа. Ибо и Иешуа, и Воланд, и Понтий Пилат, и Мастер — это грани личности самого Булгакова. В героях романа писатель выразил всё то, что любил и ненавидел в себе, в людях, в жизни.
Многие исследователи считают, что в Воланде воплощены какие-то черты Сталина. Несомненно. Черты Понтия Пилата Булгаков заимствовал из того же прототипа. Прокуратор отправил Иешуа на распятье, потому что тот, по мнению игемона, сеял смуту в управляемой им провинции, но одновременно отдал распоряжение зарезать Иуду — непосредственного виновника гибели Иешуа. Сталин не давал ходу сочинениям Михаила Афанасьевича, поскольку они не вписывались в идеологию коммунистической империи, а для писателя замалчивание его произведений было равносильно распятью. В то же время диктатор жестоко расправился почти со всеми критиками Булгакова.
О взаимоотношениях писателя с кремлёвским вождём ясно рассказала Елена Сергеевна. Писатель ненавидел большевиков, но очень уважал их вождя. Он написал пьесу о его молодости, о том, как рождалась революция. Более того, в подходах к религии у Булгакова и Сталина было своеобразное сходство. Оба воспитывались в религиозных семьях, обоих родители готовили к духовному поприщу. Но юноша Булгаков увлёкся Дарвином, медициной, наркотиками, резко порвал с верой. Постепенно он справился и с дурной легендой о происхождении человека от обезьяны, и с пристрастием к кокаину. Вернулся к религиозной вере, хотя и не к церковной. Похожий путь прошёл бывший духовный семинарист Иосиф Джугашвили… Искореняя религию из жизни Советской России, он в 1943-м прекратил репрессии по отношению к Церкви, призвал в Кремль патриарха Сергия и вышел ему навстречу со словами: «Не получилось», — имея в виду, что не вышло обойтись без Иисуса Христа. Этому событию предшествовала целая череда знамений Высших Сил, потребовавших от кремлёвского диктатора с началом Великой Войны опоры на религиозные основы во имя спасения России и мира. Тема особого разговора. Точно так же, как исследователям ещё предстоит осмыслить те глубокие религиозные изменения, которые произошли после Октябрьской революции в умах таких выдающихся и разных деятелей русской культуры, как Блок, Есенин, Вернадский, Павлов, Рерих, а до революции — в душе Толстого. Порвав с церковной ортодоксией, они лишь углубили свои подходы к истинной вере.
Октябрь 1917-го с разных позиций приветствовали Блок, Маяковский, Есенин, Клюев, ряд литераторов помельче из так называемого Серебряного века русской литературы. Булгаков не славословил революцию, относился скорее к числу смирившихся. Но в творчестве его душа принадлежала снам о прошлом. Сталин хорошо понимал эту противоречивую позицию писателя и очень хотел качнуть его талант в сторону утверждения новой действительности, как удалось это сделать с Горьким и А.Толстым. Однако Булгаков прошёл свою Голгофу до конца, не уступив ни пяди творческого пространства.
Хозяин Кремля играл с ним, как кошка играет с полузадушенной мышкой. На жалобу писателя в известном телефонном разговоре, что ему не дают жить и работать, он спросил: «Вы где хотите работать? В Художественном театре?» — «Да, я хотел бы. Но я говорил об этом, мне отказали», — ответил Булгаков. «А вы подайте заявление туда. Мне кажется, что они согласятся». Конечно, то, что «показалось» диктатору, было немедленно реализовано, ибо его фантазии, в отличие от булгаковских, исполнялись немедленно. Михаила Афанасьевича встретили во МХАТе с распростёртыми объятиями. И не только потому, что выполнили указание вождя. Его там действительно любили.
