Сны Михаила Булгакова - [2]

Подобные театральные и литературные объятия сопровождали Булгакова всю жизнь, с первых его творческих шагов, но заканчивались, за редким исключением, ничем…

Зачем Булгаков написал «Батум»? Споры вокруг пьесы не утихают. Одни видят в ней проявление человеческой слабости писателя, другие — тактическую уступку режиму, третьи (и среди них Елена Сергеевна) — проявление искреннего уважения и даже почитания советского вождя.

Как бы то ни было, «Батум» — не лучшая из булгаковских пьес. Но это на взгляд сегодняшний. А в ту пору коллектив МХАТа воспринял «Батум» как большую творческую удачу драматурга. Это понятно, за дело взялся Мастер, при любом раскладе сил он не мог сделать своё дело плохо. И мотив написания пьесы не мог быть одним, тут сработал комплекс мотивов. В конце 1920-х — начале 1930-х годов писателя загнали в угол: его пьесы не шли, книги не печатали. И, конечно, среди причин, побудивших взяться за пьесу о молодости Сталина, было естественное желание поправить творческое и материальное положение ценой уступки режиму. Но «продуман распорядок действий и неотвратим конец пути. Я один, всё тонет в фарисействе…». Он не смог стать фарисеем.

В уста молодого Сталина драматург вложил речи, обличающие самодержавие, а в уста его противников — охранительные сентенции. «Народные развратители и лжепророки, стремясь подорвать мощь государства, распространяют повсюду ядовитые мнимо-научные социал-демократические идеи, которые, подобно мельчайшим струям злого духа, проникают во все поры нашей жизни», — резонирует один из противников молодого Сталина-Джугашвили. Теперь такие слова мог произнести победитель царского самодержавия и утвердитель своего собственного, заменив слова «социал-демократические идеи» на «буржуазные». Сталин, прочитав пьесу, всё понял и ограничился замечанием: «Все дети и все молодые люди похожи. Не нужно ставить пьесу о молодом Сталине». Вопрос о постановке «Батума» на сцене был, таким образом, закрыт. За пьесу не берутся и поныне. Хотя в наши дни Булгаков сыгран почти весь.

В своей следующей пьесе «Кабала святош» он даёт волю сатирической ярости по адресу окружения монарха. Но это не пылкая ярость мальчишки, это спокойная, доброжелательная ярость мудреца, понимающего, что дело не во власти, дело в подданных. Власть может называться как угодно: коммунистической, монархической, демократической, — но пока вокруг неё живут и благоденствуют вертлявые пошляки, доносчики, неизбежно воланды будут заявлять о себе. Булгаков всем существом своей страстной натуры ненавидел эту слякоть, готовую продать за деньги всё: Родину, честь, друга. И писал об этом открытым текстом.

Справедливый сапожник. Великий монарх, видно, королевство-то без доносов существовать не может?

Король. Помалкивай, шут, чини башмаки. А ты не любишь доносчиков?

Справедливый сапожник. Ну, чего же в них любить? Такая сволочь, ваше величество!

<><><><><> <> <>

За подобные шутки можно было угодить в лагеря, но Сталину бесстрашный шут нравился. Диктатор прощал ему выходки и более серьёзные. В середине 1920-х годов в квартире писателя сотрудники НКВД провели обыск, изъяв рукопись «Собачьего сердца», а также личный дневник, содержавший целый ряд антисоветских признаний. В ответ на эту акцию чекистов Булгаков написал возмущённое донкихотское письмо руководству НКВД, где потребовал вернуть рукописи, пригрозив, что в противном случае выйдет (!) из Союза писателей. И случилось невероятное — рукописи писателю возвратили. И в этот раз и потом не однажды на стол Сталина ложились документы с предложением арестовать смутьяна, не скрывавшего своих убеждений, однако санкцию на арест писателя он не давал. Ходу его пьесам — тоже.

Трезвый Булгаков, больше всего любивший в жизни творчество и порядок, ценил в Сталине государственника, оседлавшего русскую смуту и усмирившего бунтарей. Его отношение к кровавым русским царям было подобно отношению к ним Пушкина, который, оценивая царствование Ивана Грозного, высказался примерно так: «Рубить головы — обычное дело государей». Но дело художника совсем иное — никогда не уклоняться от истины, не терять творческой свободы, даже если рискуешь потерять голову. Мало кто из современников Булгакова, как, впрочем, и Пушкина, поднимался до осознания этого простого, но тяжкого правила. Правила гениев.

Некоторые исследователи-булгаковеды отказывают роману «Мастер и Маргарита» в правдоподобном изображении Иисуса Христа, дескать, писатель дал образ некоего Иешуа Га-Ноцри, наполнив его собственным автобиографическим дыханием. Конечно, в образе Иешуа есть черты судьбы самого Булгакова. Но не таковы ли все литературные герои больших мастеров, даже списанные с исторической натуры?

Булгаков, естественно, не смог увидеть всего Христа, эта задача не по силам ни одному представителю современного человечества. Но несомненно также, что булгаковское изображение родоначальника христианства расширяет рамки нашего понимания Иисуса Христа как Богочеловека. Та верность истине, которую проявили Иешуа и Мастер, и есть основа Божественной составляющей человека.

Известная фотография с моноклем в глазу и бабочкой на шее хорошо передаёт многоликий образ писателя. Он вставлял в глаз монокль и надевал бабочку, намеренно эпатируя новую интеллигенцию в косоворотках и сапогах. Но любил также всякие переодевания и розыгрыши.