С начала до конца - [42]

Шрифт
Интервал

Привычного чувства жалости к себе не было. Вместо этого он ощущал стыд, связанный с осознанием собственной неподготовленности к чему-то важному и единственно настоящему. Раньше ему час то снились сны, в которых он попадал на экзамен по незнакомой дисциплине и, отвечая на вопросы билета, не мог выдать ни одной путной мысли, чувствуя себя абсолютным идиотом, от чего даже во сне возникала неприятная внутренняя дрожь. Теперь же он понял смысл увиденного во сне, столкнулся с тем же самым чувством наяву и поразился, как же это он «не догонял» раньше.

Когда на следующий день, узнав о случившемся, его пришла навестить девочка Н., которая считалась «его девочкой», ей он тоже ничего не смог объяснить. Разглядывая её стыдливо сморщенные соски и лёгкий пушок, сползавший от пупка вниз по средней линии живота — богатства, щедро и неожиданно предоставленные ему во владение по причине госпитального его состояния, он не мог отвязаться от вопроса, через какое же всё-таки отверстие в это молодое и наглое тело войдёт пустота и сделает его пустотой.

О себе он тоже такое думал и не видел для себя никаких преимуществ перед предметами, его окружавшими. Ему нравилось новое знание, вся безысходность которого как бы объясняла многие вещи, растягивала их смысл и придавала объём многому из того, что раньше казалось плоским.

Ногу лечили в общей сложности месяца два, ходить же на лекции и семинары он начал через три недели после травмы, как только вскрытая гематома перестала гноиться и выделять буроватую сукровицу, которая пропитывала собой и бинты, и брюки, намертво присыхая к ним. В общем, всё обошлось.

Вроде бы ничто не мешало ему ни учиться, ни общаться с людьми, вернее, ему так казалось. На самом же деле все его контакты теперь сводились к чисто служебной необходимости, словно бы он платил окружающим его людям частью своего времени за то, чтобы они не посягали на всё остальное.

Нога зажила, и на месте травмы остался только кривой келоидный шрам. Когда ему было сорок, он жил уже в отдельной квартире, в городе, совсем не похожем на город детства. Там он зарабатывал столько, сколько было нужно, чтобы иметь право на невмешательство людей в его существование.

Он не верил в Бога, вернее, не верил в него так, как мог бы верить — а силу своей веры он уже узнал, и поэтому не разрешал себе малодушно сравнивать то, что составляло настоящее наполнение его жизни, и то, чему в детстве учила бабушка, тайком крестившая его и водившая в храм.

Ему случилось побывать и там, где стреляют, где вечная нехватка рабочих рук и разруха, где плюс один — минус один равняется погрешность и где, наверное, были нужны такие, как он. Он разгружал посылки, перевозил грузы, потом устроился медбратом. Но когда закончился первый его волонтёрский сезон, он уехал и знал, что больше не вернётся. Когда его спрашивали, какой из сторон он помогал тогда, он говорил «я ни за тех и ни за этих» и сворачивал разговор.

Однажды он почти женился — по крайней мере готов был сказать женщине то, что когда-нибудь хотя бы один раз (а чаще всего — тысячу раз) говорит человек, изнывающий от страшной пустоты, обнаружив её в себе. Тысячу раз человек вместо того, чтобы шагнуть в окно, шагает в другого человека, и получается то же самое, как если бы он шагнул в окно.



Однажды в музее Арекипы он увидел мумию девочки, найденную возле кратера вулкана. У девочки был задумчивый и спокойный взгляд, она лежала, бережно укутанная в подобие шерстяного халата, пёстрого, на удивление не потерявшего свой цвет под лучами южноамериканского солнца. Подумалось, что вот кого он мог бы любить вечно, за спокойствие и за чёртову высоту, на которой ей было так уютно лежать и сто, и тысячу лет. Но и эта девочка, и горы, и солнце, и всё, что он успел показать себе за годы путешествий по разным странам, было всегда чуть слабее, чуть меньше и слегка не тем.

Всё, что происходило в его жизни, никак не могло взволновать его или потрясти. Жизнь оставила в нём только печать усталости и вечного ожидания. Но выбора не было. Череда воспоминаний доказала ему простую вещь: не нужно искать выход, потому что самое лучшее, чего только можно ждать, всегда случается внезапно и приходит само собой. Наваливается на тебя из ниоткуда.

Как-то раз он зашёл в книжный магазин, чтобы купить роман, который, если верить описаниям ценителей, мог оказаться интересным и для него. Читать он любил, потому что книги, так же как кино, на какое-то время помогали ему забыть многолетнюю скуку и тоску. Он без труда нашёл на полке издание и потянул за корешок. Книга упала ему в руки, и сама открылась на предпоследней странице. Взгляд машинально побежал по строчкам. Язык автора был хорош, и человек, держащий в руках книгу, не заметил, как залпом прочитал полторы страницы, до самого последнего слова. Он улыбнулся. Это на самом деле была прекрасная книга. Человек захлопнул её и сделал было несколько шагов по направлению к кассе, но потом развернулся, подошёл обратно к стеллажу и аккуратно поставил томик на место, туда, где он стоял раньше. Потом огляделся и вышел из магазина.


Еще от автора Ольга Николаевна Аникина
Белая обезьяна, чёрный экран

Роман из журнала «Волга» 2018, №№ 5-6.


Рассказы

Рассказы из журналов «Зинзивер», «Волга», «Новая Юность», «Октябрь».


Рекомендуем почитать
Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.


Наташа и другие рассказы

«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.


Ресторан семьи Морозовых

Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!


Непокой

Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.


Запомните нас такими

ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.